Верно — не упрекнешь. В атаку поднимается не мешкая, в траншею прыгает первым, в рукопашной — на уровне. И если отвлечься на минуту, забыть о Ване Курицыне — конечно, Петров воюет с умом, с расчетом. На каске у него вмятина — от осколка. В другой раз ему в каску угодила граната и, зашипев, скатилась под ноги, Петров подхватил ее и бросил назад, к немцам. А если бы он был без каски? Не расстается с ней, а во взводе некоторые побросали каски: таскать неохота. В бою под Речицей Петров ловил на лету немецкие гранаты за длинные рукоятки и швырял обратно: точно знал, что они не успеют взорваться у него в руках. Он никогда не ворвется в траншею или блиндаж, никогда не побежит за изгиб траншеи, не метнув туда сначала гранату: расчистил путь — тогда вперед. Был такой случай: Петров и немец бежали к пулемету, у которого расчет был перебит. Петров увидел, что ему не опередить, он упал, залег и срезал из автомата бегущего немца возле самого пулемета. Был и такой случай: Петров вызвался вытащить подорвавшегося на своей мине сапера. В темноте пополз по «нейтралке». Умно полз: когда ракета отрывается от земли, ее уже видно, но она еще не светит, в эту секунду Петров не двигается; догорит ракета — ползет. Невдалеке от сапера ракета упала Петрову на спину, догорала на нем. Он не шевелился, пока не погасла. Был сильный ожог, но сапера Петров благополучно вытащил… Да все и не вспомнишь сразу, Петров помнит о них лучше. А мне, отделенному, задуматься не мешает. У Петрова можно многое почерпнуть, передать другим бойцам: расчетливость, сметка, хладнокровие в бою. Хорошо, что я не поддался настроению, но наговорил ему резкостей: он, в сущности, поднял важный вопрос.
По соседству с дивизией Дугинца, в районе поселка Ленине, всю вторую половину дня слышны взрывы бомб, треск авиационных пушек и пулеметов. С командного пункта Дугинца видно, как над передним краем висят немецкие пикировщики, завязываются воздушные бои, дымят и падают самолеты.
На других участках было сравнительно спокойно, а тут немцы бомбили не переставая. Участок этот занимала польская дивизия имени Тадеуша Костюшко. Двенадцатого октября она во взаимодействии с советскими войсками прорвала глубоко эшелонированную оборону противника и освободила несколько населенных пунктов. В этом своем первом бою поляки нанесли гитлеровцам ощутимые потери в живой силе и технике.
Узнав, что на Восточном фронте появились солдаты в конфедератках, Гитлер немедленно отдал приказ: польскую дивизию стереть с лица земли. И немцы при поддержке самоходных установок провели сильные танковые контратаки, бросили пикирующие бомбардировщики. Польская пехота успешно отбивала контратаки, польские артиллеристы жгли танки и самоходки, с воздуха дивизию прикрывали советские летчики.
Мужественно дрались поляки. Начальник политотдела рассказал Дугинцу, как поручник Войска Польского подорвал танк, поднял взвод в рукопашную, а после боя выяснилось: поручник — бывший ксендз.
— Ну и попик! — Дугинец расхохотался. — Вояка! Молодчина!
Чтобы облегчить положение польской дивизии, ее соседи начали бой, в том числе и один из полков Дугинца, — и немцы скисли: контратаки прекратились, бомбардировщики улетели.
Несколько дней на фронте, было относительное затишье. Разведка доносила, что немцы укрепляют оборону, подтягивают резервы. И Дугинец совершенствовал оборону, хотя больше думал о предстоящем наступлении. Нелегко придется. В полках потери восполняются недостаточно, артиллерии и танков маловато.
Охолонувший по-осеннему воздух. Листопад. Между деревьями не было голой почвы: трава, кусты, палые листья. Листья набивались и в ямы, плавали в застойной, пенной, будто мыльной воде. Пахло опадающей листвой и умирающим разнотравьем. За командным пунктом два клена наклонились, сблизились стволами: так, поддерживая друг друга, бредут раненые солдаты.
У Дугинца была привычка перед наступлением побродить по лесу, успокоиться, сосредоточиться. Он прогуливался возле блиндажа. Опавшая листва тускло шуршала под ногами. Речонка в осоке словно почернела, стала глубже. На берегу — палатки походной бани. Молодые крепкие бойцы из комендантского взвода в нижнем белье дожидались очереди, боролись, дурачились. «Мне уж вот этак, в подштанниках, не постоять на октябрьском ветру», — подумал Дугинец не с грустью, а с усмешкой.
Ночью роты заняли траншеи и окопы своего боевого охранения — рубеж атаки. До рассвета без артподготовки бойцы поднялись и броском достигли вражеских позиций. Дежурные пулеметчики, дав две-три очереди, пустились наутек. Немцы нашей атаки не ожидали. Полуодетые, они выскакивали из блиндажей, отстреливались.
Наши ворвались в первую траншею; штурмовые группы блокировали бронеколпаки и блиндажи, остальные по ходам сообщения и поверху побежали ко второй траншее. И вторая траншея осталась позади. Покуда все нормально.