Никита не знал ответа на эти вопросы. Он знал только одно, что три года ему было до омерзения одиноко. Да, он всегда любил одиночество и свободу, но за это время из приятного времяпровождения, этакого подарочного бонуса жизни, одиночество превратилось в наказание. Тотальное, очень жестокое, сопровождающее всюду – даже с огромной толпе людей.
Когда Ник думал о том, что Ника ждет его, он не чувствовал себя таким одиноким. Его сознание воспринимало мысли об этой девушке как мысли о далеко оставленном доме, где парня ждет тот, кому он по-настоящему дорог.
Странно, почти невероятно, но за эти годы Никита эмоционально привязался к той, которой не было рядом. Он ненавидел мечты, считая их глупой растратой энергии мышления, но пару раз, когда было совсем хреново, разрешал себе представить себя рядом с Никой в теплом доме с огромным камином, в котором задорно трещали поленья, и с уютной кухней, на которой готовились простые, без особого изыска, но невероятно вкусные блюда. Да, и лучше всего, чтобы их готовила Ника – как-никак она женщина, хозяйка очага.
Кто-то, быть может, сказал бы, что Никита привязался к выдуманному им женскому образу, наделив его качествами, которые казались ему важными в представительницах прекрасного пола, но этого не было. Кларский трезво оценивал Нику, которую отлично запомнил, и не приписывал ей никаких черт, которые привлекали его, допустим, в той же Ольге. Он просто-напросто скучал. И боялся себе в этом признаться.
За три года он побывал в разных странах и видел множество людей, представляясь туристом из России. Он общался с ними, не забыв каждый раз натягивать на свое симпатичное, даже слегка холеное лицо очередную маску хорошего парня, учился, делал вид, что развлекается, встречался с женщинами, но почти все это время помнил о Марте и да, о ней, Нике. С первым он изредка мысленно разговаривал, даже ругался, вторую пытался найти в других девушках, не находил, но не разочаровывался, а, напротив, как-то зло радовался, что таких, как эта противная Карлова, больше нет – ни в одной стране нет.
С этими мыслями он вновь уснул, по привычке нащупав нож, ставший почти родным.
Если бы Никита Кларский был собакой, то на нерасправленном диване можно было бы увидеть большую немецкую овчарку со вздрагивающим во сне хвостом.
На следующий день Ник сначала наведался к одному барыге, адрес которого сказал ему Виталий Сергеевич, купив у него ствол, – взял у хитрого улыбчивого мужчины с лукавством в недобрых глазах, который был предупрежден о приходе Ника заранее, компактный и надежный «Макар». Затем Кларский поговорил еще с одним человеком по телефону, заручившись его поддержкой, – он тоже пообещал сообщить Нику информацию о его врагах. А после ноги понесли его к квартире, в которой жила Ника Карлова, – парень точно знал, что Карлова до сих пор прописана там. Позвонив ей домой и представившись коллегой с работы, парень узнал от матери Ники, что девушки нет дома, но она обязательно приедет в течение пары часов.
– Что ей передать? – весело спросила Людмила Григорьевна, и Кларский тотчас вспомнил, как однажды был на семейном ужине в доме у Карловых. Тогда они с Никой, помнится, играли роль возлюбленных. И ее мать неплохо к нему отнеслась.
– Ничего.
– А что же вы ей на мобильный не позвонили? – спохватилась женщина.
– Он отключен, – готовы были ответы на все вопросы у Никиты.
– Странно, вроде бы включен был, – удивилась мама Ники. Она хотела спросить что-то еще, но ее собеседник уже положил трубку.
Никиту такое положение дел устраивало. Можно дождаться возращения Ники.
Он просто хотел посмотреть на нее издалека. И он увидел ее.
Никита терпеливо ждал поганку Карлову почти полдня, сидя на неприметной лавочке в ее шумном дворе, забитом вышедшими на прогулку детишками, бегавшими так шустро и голосившими так сильно, что у Ника зарябило от них в глазах. Сам он в детстве был спокойным ребенком, а не истеричным маленьким психопатом, возомнившим, что круглые вертящиеся вокруг своей оси качели, похожие на облупленную карусель, – это корабль пришельцев, потерпевший крушение. Детишки играли на улице до самой темноты и только потом усилиями мам и бабушек разошлись по домам, оставив Никиту, не спускающего внимательных серых глаз с подъезда Карловой, в блаженной тишине. На небе уже взошла луна, вокруг которой порхали звезды и пара спутников, а Ники все не было.
«И где она шляется?» – подумал парень с ревностью. Он хотел увидеть Нику как можно скорее, но одновременно ему было страшно. Почему – Никита и сам не понимал. Зато его сердце нет-нет да и замирало в предвкушении. Разум так и не объяснил ему, что к Нике их общий хозяин не подойдет, не обнимет и не поцелует, только лишь посмотрит издалека.