Северные новеллы

Наконец по неуловимой команде, понятной только этим зверям, волки одновременно поднялись, верхние губы их взлетели, обнажив крепкие желтоватые резцы, из пасти вырвалось длинное глухое рычание; густой мех на загривке — дыбом. Они заходили вокруг кобылицы; Машутка закружилась на одном месте. Так продолжалось довольно долго. Волки не хотели драться здесь, на удобной для лошади площадке, ждали, когда у нее сдадут нервы, когда она побежит. В топкой, незатвердевшей мари или на скользком месте им будет значительно легче с ней расправиться. Волки ходили кругами, Машутка вертелась на одном месте... Но нервы сдали не у лошади, а у волков. Они первыми бросились в атаку. Один в длинном прыжке вцепился клыками в горло, другой попытался вспрыгнуть на круп, намереваясь оседлать загривок. Машутка ударила задними копытами. Тот, кто нападал с крупа, взвизгнул от боли, перевернулся в воздухе и всем телом рухнул на землю, но тотчас вскочил. Лошадь резко мотнула шеей — и второй зверь, вцепившийся в глотку, с окровавленным пучком шерсти в пасти тоже отлетел в сторону.

Волки опять заходили кругами, разгоряченная, в облачках пара Машутка вновь завертелась на одном месте. Из раны на шее стекала резвая темная струйка.

Запах и вид живой крови крепко взбудоражили хищников, а сильное возбуждение лишило их осторожности. И опять тот же прием: один бросился на горло, другой — на круп. Машутка вздернула шеей — зверь, лязгнув зубами, пролетел мимо. Но нападавшему сзади удалось утвердиться на крупе. Тогда лошадь вздыбилась и с размаху упала на спину, придавила врага многопудовой тяжестью тела и тотчас вскочила, отбежала, готовясь отразить нападение второго хищника. Но тот, второй, нападать в одиночку уже не решался. Стоя на безопасном расстоянии, он смотрел на своего товарища. Участь неудачливого добытчика была предрешена. У него был переломлен хребет. Он громко взвизгивал и уползал с поля боя. Когда несчастный достиг кромки взрыхленной «арены», произошло неожиданное: второй волк вдруг с рычанием бросился на своего умирающего соплеменника и в мгновение ока прикончил его, вырвав клыками глотку. Затем начал с жадностью пожирать труп с зада. Хищник всегда начинает пиршество с лакомой задней части.

Машутка постояла недолго в сторонке, потом развернулась и неспешно побежала прочь. И ни разу не оглянулась. Она знала точно: сытый волк уже не будет ее преследовать. Сытому волку она не нужна. Она нужна голодному хищнику.

VI

На десятый день пути Машутка имела жалкий, плачевный вид. Все подковы отвалились, ноги были сбиты о камни, на боках и крупе зияли раны, ссадины, полученные при падении. Иногда от чрезмерной усталости горлом шла кровь, потому что глубокая рваная рана на шее, оставленная волчьими клыками, никак не заживала. Тогда лошадь останавливалась и, прижавшись боком к стволу дерева, стояла так до тех пор, пока не исчезал с языка солоноватый привкус. Кроме того, ударили ранние, но жестокие, с ветром и пургою, морозы, и кобылица простудилась. «Кха! Кха! Кха!..»— разносился в долинах утробный надсадный кашель, привлекая хищников.

Однажды, когда Машутка брела узкой звериной тропою, огибающей замерзшее озеро, она чуть ли не носом к носу столкнулась с неведомым ей доселе зверем. Он был в черной лохматой шубе, приземистый, с быстрыми темно-карими глазами и собачьей мордой и напоминал густошерстную северную лайку, какие в изобилии водились в поселке. Лошадь не учуяла его заранее, потому что подходила к неведомому существу с подветренной стороны, а зверь не почуял Машутку, так как был очень занят: уткнувши нос в землю, он старательно разгребал передними лапами и выгрызал спаянную стужей землю, пытаясь извлечь из норы евражку. Это была росомаха, хищник злобный, беспощадный и по-волчьи дерзкий.