В тот день мы стояли в базе Нарвик. После того как наша лодка в прошлом выходе чуть не погибла, встретив русскую сверхсубмарину, мы не выходили в море. Теперь я знаю, что это был всего лишь подводный крейсер К-25 с фторовой турбиной, но это стало достоверно известно лишь после заключения мира. А тогда весь Арктический флот Рейха знал про русский Подводный Ужас — то ли еще одно воплощение «Летучего Голландца», то ли демон из преисподней, призванный русскими священниками, — ведь известно, что он появился в океане как раз тогда, когда их вождь Сталин вдруг стал другом русской Церкви! В общем, говорили всякое, — но все сходились, что в море этому неизвестно чему лучше не попадаться.
Это было так. Еще год назад мы могли проникать глубоко в русские воды до Карского моря. Теперь же экипажи субмарин считали величайшей удачей и подвигом очень осторожно подойти к границе русской зоны ответственности, чуть углубиться в нее и, боясь каждого шороха, отбыть там какой-то срок, по истечении которого спешить в базу с рапортом: «Поход завершен, противника не встретил». Ну, а атаковать русские конвои считалось заведомым самоубийством, ясно было, что этот Ужас ждет нас там и уже не выпустит.
Согласитесь, что для солдата очень страшно выйти против заведомо сильнейшего противника — с негодным оружием. Знать, что он быстрее, незаметнее, лучше видит и много лучше вооружен. Чувствовать себя в положении пусть даже волка — в лесу, где охотится голодный тигр. После того как мы все чудом остались живы, в экипаже появились двое сумасшедших, а пятерых пришлось списать из-за нервного срыва. Да и я сам был близок к тому, проводя все время на берегу в кабаке и напиваясь до одури, лишь бы не вспоминать! И не думать о том, что завтра, возможно, придется снова в море.
Слава богу, командование флотилии и, что еще лучше, штаб в Берлине также пришли к выводу о нецелесообразности использования наших субмарин в русских водах. Адмиралам тоже нужны ордена и доклады о победах — и всё чаще нас посылали не на Север, а в Атлантику, воевать всего лишь с англичанами. Там тоже, конечно, были потери, но всё происходящее укладывалось в рамки «обычная война», без всякой чертовщины. И был очень хороший шанс вернуться живым.
В тот день в базе стояла наша U-1506 и две лодки старого проекта, «тип VII», U-473 и U-476. Лодка U-1505, однотипная с нашей, вечером четырнадцатого октября вышла в Атлантику. И налет вашей авиации был внезапным, но поначалу совершенно не метким — были разрушения в городе, но насколько мне известно, ни один из военных объектов серьезно не пострадал. И штаб 11-й флотилии тоже, мне тогда казалось — на нашу беду. Потому что на U-1506 поступил однозначный приказ: немедленно выйти в море! За невыполнение — арест, концлагерь или казнь. Причем наказание полагалось не только нам, но и семьям отказавшихся. Мы вышли из базы, скажу открыто, с настроением как на убой. Если англо-американскую эскадру сопровождает русское Нечто, мы все покойники.
Да, мы могли, наверное, атаковать американские корабли еще днем пятнадцатого октября. Но не решались выходить из-за линии минных заграждений — это давало нам хоть какую-то уверенность. Однако же, чтобы не подвергнуться репрессиям, следовало хоть как-то проявить активность. В шесть вечера мы очень осторожно выдвинулись вперед; затем провидению угодно было, чтобы U-1506 повернула на север, и очень скоро акустик доложил, что слышит много шумов транспортных судов и боевых кораблей на малом ходу — это был третий транспортный эшелон американской группы десанта.
Так же осторожно мы двигались вперед шестиузловым ходом подкрадывания. Нас не обнаружили, хотя судя по акустике, два или три эскортных корабля несли дозор, но их присутствие не составило для нас никаких проблем. В 20:45 мы были на позиции атаки, подняв на короткое время перископ. Я увидел прямо перед собой, в шести-семи кабельтовых, буквально стену из транспортов — цели створились друг с другом, промах был даже теоретически невозможен!
В 20:50 U-1506 дала полный шеститорпедный залп. Такую цель упускать было нельзя — казалось, вернулись благословенные «жирные годы»! Американцам очень помешало, что конвой шел самым малым ходом, по сути, крутясь в зоне ожидания, и эскорт ожидал атаки по привычной «атлантической» схеме — когда субмарина ночью подходит к цели в надводном положении, погружаясь непосредственно перед атакой. Эта их тактика тоже оказалась успешной — именно так пару часов спустя была потоплена U-476, вышедшая на этот же конвой по пламени горящих, торпедированных нами судов, но обнаруженная радарами эсминцев. Но мы не ушли и не всплывали — дальность подводного хода нашей «двадцать первой» составляла триста сорок миль, а база была рядом, и мы могли позволить себе роскошь не экономить батареи!