Северный пламень

— Будем надеяться на шесть полков стрельцов и Преображенский, Лефортовский и Семеновский полки, — говорил фон Круи офицерам. Да и на драгун Шереметева герцог также делал большую ставку. Успокаивало его и то, что, по слухам, у шведов мало пушек, а в московском лагере их было до ста восьмидесяти четырех.

Карл XII, основываясь на сведениях, доставленных рекогносцировкою, перебежчиками, а также местными жителями, решил сосредоточенными силами ударить по центру армии Петра, чтобы разделить московитскую армию пополам и разбить отдельно оба крыла ее.

Простояв напротив московских укреплений минут двадцать при сравнительно ясной погоде, Карл дал приказ сигнальщикам открывать огонь. Трубы и литавры возвестили о начале битвы… Ухнули пушки левой и правой группы. В ответ облачками порохового дыма окутались московские укрепления. До двух часов дня продолжалась яростная

Шведская артиллерия

перестрелка двух артиллерий. Но шведы били прицельней. Это хорошо было видно в подзорную трубу, которую Кмитич то и дело прикладывал к правому глазу… К оршанскому князю вновь подъехал Карл в сопровождении генерала Магнуса Стенбока. Генерал Стенбок, словно спелый лимон, в абсолютно желтой форме от перчаток до штанов — черными были лишь его блестящая кираса и низенькая треуголка на белом парике — постоянно улыбался, словно победа была уже одержана… Король, бросив взгляд на Миколу, тоже улыбнулся.

— Ну как настроение, господин полковник Кмитич? — спросил по-немецки король, полагая, видимо, что немецкий Микола знает лучше шведского.

— Jag fryser (Я мерзну — швед.), — ответил подчеркнуто по-шведски оршанский князь и добавил:

— Как и положено перед боем, немного нервничаю, Ваше величество.

— Пустое! — усмехнулся Карл. — Вы протестант? Лютеранин?

— Я, как и мой покойный отец, протестант, но кальвинист, — ответил Микола.

— Прекрасно! — воскликнул Карл. — Кальвинисты — это улучшенные лютеране! Тогда давайте, князь, помолимся перед битвой. И вы перестанете сразу нервничать!

Карл махнул рукой. Все солдаты и офицеры опустились на колени. Вслед Стенбоку и самому Карлу соскочил с коня и встал на колено Микола, сунув треуголку под мышку, сжав руки у подбородка.

Pater noster qui est in caelis…

— кто-то громко читал Отче Наш на латыни сразу за спиной у Кмитича. Карл, закрыв глаза, низко склонив свои торчащие дыбом волосы, самозабвенно молился. Рядом с Миколой какой-то солдат, не то финн, не то эстонец, читал по-своему, бормоча:

Теiе palvetageTeie palvetage…

Оршанский князь закрыл глаза и погрузился в молитву на родном языке:

Ойца наш, які есьць на небе!Сьвяціся Iмя Твае.Прыйдзі Валадарства Твае.

Будзь воля ТваяЯк на небе, так i на зямлиХлеб наш штодзенныдай нам сеньня.I адпусьцi нам грахi нашы,як i мы адпускаемвінаватым нашым.I ня ўводзь нас у спакусу,але збаў нас ад злога.

Амэн.

Вдруг над склоненными головами молящихся солдат и офицеров что-то прожужжало.

— Ого! — Карл обернулся и встал. — Что это был за звук, господин Кмитич?

— Не иначе ядро, — обеспокоенно заметил оршанский полковник, вспоминая, что аналогичный вопрос Карл задавал по поводу свиста пуль над его головой. — Давайте все-таки отъедем подальше, Ваше величество. Здесь небезопасно…

— Ядро? — Карл загадочно улыбался. — Еще один прелестный звук, пан Кмитич! И в самом деле, музыка войны мне определенно нравится!

И король, выхватив длинную саблю, громко крикнул:

— Meth Guds hielp (С Божьею помощью — швед.)!

Все офицеры также сверкнули над своими черными треуголками клинками, крича: «Мет гуде хьелп!» То был сигнал к атаке…

И вдруг, словно юный шведский король повелевал не только своей армией, но и небесами — как будто сам Бог был явно на стороне этого конопатого юноши, — подул сильный западный ветер, и серые скученные облака также откликнулись на призыв короля: небо заволокло аспидной пеленой, ветер задул вперемешку с мелким снегом. И все это моросило, выло и дуло прямо в лицо московской армии и в спину шведской. Под прикрытием снега и града, словно это было обговорено с небесной канцелярией заранее, солдаты тихо, без барабанов и флейт пошли вперед. Над головами по-прежнему жужжали ядра, свистели редкие пули, хлопали разрывы гранат, но в московском лагере из-за метели и порохового дыма никто и не заметил, что их атакуют. А снег с градом повалил так густо, что Кмитич, со шпагой в вытянутой руке и с пикой в другой, ведя свой батальон вперед, ничего не видел уже в пятнадцати шагах перед собой. Ветер трепал его длинные волосы, мелкий снег и град кусал щеки… Солдаты, впрочем, не выглядели обескураженными такими капризами природы. Почти все местные, они, похоже, привыкли к подобному климату…