К этой неизведанности прибавьте положительные результаты ваших действий, приятные ожидаемые итоги и сопутствующие им эмоции — и романтика налицо. Разве можно сравнить романтику туризма или профессии моряка, когда пополняются впечатления и знания новых мест, народов, исторических и художественных памятников, однако, без конкретного результата, как в разведке, который к тому же так жизненно необходим твоему народу. В чем-то наша разведывательная романтика сопоставима с романтикой первых географических открытий или научной творческой деятельности, когда достигаются прорывы к новому. Но, в моем понимании, разведка охватывает значительно больший диапазон человеческой деятельности, соприкасается с огромным многообразием человеческих характеров, неисчислимым количеством ситуаций, от простейших до самых сложных и запутанных до невозможности.
Распутывание их, разгадка возникающих загадок, нахождение неожиданного, порою единственного решения — вот в чем я нахожу романтику разведывательной работы, которая не оставляет меня и сейчас, когда я уже отошел от оперативной деятельности, но остаюсь в ее сфере хотя бы в этих моих воспоминаниях.
В основе своей наше занятие сурово и, как правило, довольно редко сопровождается положительными эмоциями. Оно требует тебя всего, поглощает все твое время и все твои способности, мыслительные и физические. Поэтому, наверно, и говорят многие наши разведчики о романтике, когда вспоминают о былом, для осмысления которого не хватало времени. Однако это никак не может исключить романтику из факторов, сопутствующих работе разведчика, особенно активного, постоянно ищущего нового, достигающего положительных результатов. И конечно же, оптимистически настроенного, строящего свою жизнь на реалистической основе разумного оптимизма.
Разведка имеет возможность реализации поставленных перед ней задач в постоянном поиске. Но ее поиск ни в коем случае не является стихийным, он подчинен четко сформулированным для нее заданием. Но практическое решение задач многоообразно и часто оказывается неожиданным. Поиск путей к этому ложится на плечи разведчиков, зависит от каждого бойца разведывательного фронта. От оперативного сотрудника — офицера разведывательной службы, в недалеком прошлом КГБ СССР, а теперь внешней разведки Российской Федерации.
Об одном разительном примере такого поиска и его успешной реализации хочу поведать читателю. Речь пойдет об операции ТФП в диспетчерский центр военного ведомства США в Европе.
Когда я впервые соприкоснулся с таким видом разведывательной деятельности, как добыча секретной информации путем тайного проникновения в тщательно укрываемые, специально защищенные контейнеры, вализы или упаковки, находящиеся под постоянным контролем, я был поражен. Естественно, я многое знал о возможностях проникновения и изъятия содержимого из любых сейфов и других хранилищ ценностей. Но то были взломы или проникновения, следы которых были явными и практически неустранимыми. Хозяева таких похищенных ценностей или документов сразу же узнавали о свершившемся, а полицейские и сыскные службы включались в активный розыск преступников.
Тут же, во внешней разведке, основным принципом и категорическим требованием было такое проникновение, о факте которого никто, кроме совершивших его, не должен ни знать, ни догадываться. В этом состоит главное отличие разведывательного проникновения от всех прочих видов изъятий чужой собственности.
Второй особенностью ТФП является то, что проникновение совершается, как правило, не в личную собственность, а в государственную, хотя иногда и находящуюся временно в распоряжении отдельных лиц: охранников, курьеров, перевозчиков.
Как я уже отмечал на примере операции с японской дипломатической почтой, меня в те годы моей профессиональной юности поражало многое. Как сотрудники спецотдела НКВД вскрывали, казалось бы, совершенно не поддающиеся вскрытию, сложно опечатанные и прошитые тонкими шелковыми нитями пакеты; как копировали разнообразные подписи и тексты на новых упаковках, которыми заменялись поврежденные при вскрытии; как умело и с ювелирной точностью раскрывались самые замысловатые запоры и замки, развязывались и распутывались узлы на вализах, один вид которых создавал уверенность, что проникнуть в них никому, кто не уполномочен на это, трудно, а без оставления следов — невозможно.
Но вот я знакомился с копиями совершенно секретных документов японского правительства или МИД Японии, касавшихся японо-американских отношений, и понимал, откуда эти копии добыты. И добыли их так, что хозяева так и не узнали о вскрытии их дипломатических вализ нашей спецслужбой.
Но это был только один вид проникновения. Позже мне довелось узнать о том, как не только на нашей территории, а и за границей, в условиях постоянной угрозы быть замеченными местными спецслужбами наши разведчики совершали дерзкие по замыслу, необыкновенные по исполнению и немыслимые по сложности операции ТФП в самые сверхсекретные хранилища важнейших документов иностранных государств.