Сезанн. Жизнь

Портреты родителей Сезанн писал редко. А может быть, писал и уничтожал. Самоанализ идет рука об руку с самоцензурой. Где самоанализ, там и самоцензура. Фальстарты и неудачи отбраковываются первыми. По крайней мере один костер из негодных вещей Сезанн точно устроил, об этом вспоминал Сирил Ружье, его сосед по Эксу: в 1899 году Сезанн содрал с подрамников множество ранних работ и все сжег. По слухам, он велел своей экономке сжечь и остальные, что та охотно исполнила, и с особенной радостью – наброски обнаженной женской натуры. «Я не могу оставить это в семье. Что люди-то скажут?»{109} Сохранилось три парадных портрета отца и несколько этюдов и набросков. Эти изображения «виновника моих дней», как художник саркастично называл отца, обнаруживают несомненное фамильное сходство{110}

. На портретах le papa – отец художника обычно запечатлен либо читающим, либо дремлющим; и он всегда (как и надлежит тому, кто выложил свой путь к успеху шляпами) предстает в каком-нибудь головном уборе.

Самый ранний из трех портретов изначально был написан на стене – образ домашнего божества – в большой гостиной в Жа-де-Буффане, поместье на подступах к Эксу, приобретенном отцом Сезанна в 1859 году за приличную сумму – 85 000 франков. Жа-де-Буффан хоть и стал для Сезанна с годами заветным убежищем, навсегда остался «отцовским домом». В 1859 году поместье находилось в плачевном состоянии. Городской дом Сезаннов продолжал служить главной резиденцией еще в течение нескольких лет. В свое время Сезанну позволили оккупировать одну из спален верхнего этажа и переоборудовать ее под мастерскую. В крыше прорубили высокое окно, обеспечившее доступ мягкого северного света ценой нарушения линии стрехи – либеральный жест со стороны деспотичного отца и в своем роде демонстрация заносчивой позиции «нравится – хорошо, нет – плакать не будем»: в узких пределах Экс-ан-Прованса внешний вид крыши служил показателем социального статуса, а количество слоев черепицы – индексом чистого дохода. Луи Огюст Сезанн был полной антитезой сэру Политику из пьесы Бена Джонсона «Вольпоне, или Хитрый лис».

Времена года. Весна (314 x 97 см). Лето (314 x 109 см). Осень (314 x 104 см). Зима (314 x 104 см). 1860–1861

Кроме того, Сезанну позволили расписать стены в гостиной. Отец даже согласился позировать при условии, что он будет во время сеанса читать газету. Так первый «Портрет Луи Огюста Сезанна, отца художника» занял свое законное место в качестве центральной фигуры домашней экспозиции (цв. ил. 12), окруженный четырьмя «Временами года» на манер Пуссена – теми самыми, под которыми автор забавы ради поставил подпись «Энгр» (в гостиной, отданной на откуп Сезанну, было и множество других вариаций и дериваций{111}

). Эти настенные росписи создавались, судя по всему, в десятилетний период примерно между 1860 и 1870 годами; первыми, вероятно, появились «Времена года». Отец художника, судя по всему, занял позицию невмешательства в карнавал образов, заполонивших стены. Воспротивился он только в отношении довольно назойливого голого зада. «Послушай, Поль, а как же твои сестры? Как тебя угораздило изобразить голую женщину?» На что Сезанн якобы ответил: «А разве у сестер нет кормы, как у нас с тобой?»{112}

Вся эта феерия, на- и внестенная, просуществовала там ровно столько, сколько и сам художник. В 1899 году, сразу после смерти его матери, Жа-де-Буффан был продан (это послужило поводом для сожжения картин). В 1907 году новый владелец поместья Луи Гранель предложил отделить картины от стен и передать в дар государству. Идея состояла в том, чтобы отправить их в Париж, в Люксембургский дворец. Столкнувшись с такой щедростью, генеральный директор национальных музеев, очевидно ничего не знавший ни о Сезанне, ни о его работах, дал указание директору музея Люксембургского дворца Леонсу Бенедиту посетить Жа-де-Буффан, осмотреть роспись и установить, следует ли принимать предложение Гранеля. Официальный отчет Бенедита являет собой шедевр жанра: