Сезон дождей

– В Баку?! – нарочито засмеялась она. – Ты все забыл? Ты писал статьи за своего ишака-начальника, а он их печатал под своей азербайджанской фамилией. И дарил тебе то полкило осетрины, то путевку на десять дней в Дом отдыха в Мардакьяны, откуда ты сбежал через два дня голодный как собака. А я дрожала от страха, что меня пырнет ножом чокнутый наркоман, которому отказывала продать лекарства с наркотиком. В Баку ты был таким же неудачником, как и в Ленинграде, где ты ждал другой жизни. Ну переехали. И что?! Что ты здесь имеешь? Соединился со своими родственничками. Нужен ты очень им, у них своих забот хватает. В Баку мы хотя бы жили в отдельной квартире, а здесь?

Антонина Николаевна металась по комнате мелкими шажками. Крашенные хной волосы падали на широкие плечи, покрытые пестрым восточным платком. Хлопала пухлыми ладонями по бедрам и бормотала на восточный манер, точно бакинская хабалка, чем всегда веселила мужа. Сам Наум Самуилович за годы жизни на востоке сохранил свои украинские корни, чурался местных обычаев, а из всего словаря знал только слово «салам».

– Ты хотя бы причесалась, в дом придут в первый раз, – вздохнул Наум Самуилович.

– А чем я непричесана? Очень даже. Это моя прическа, – Антонина Николаевна боком взглянула в зеркало. Поправила какую-то прядь. – Ты бы лучше побрился. Ах ты уже брился? Ты быстро обрастаешь.

– Возраст, – ответил Наум Самуилович. – С годами растут волосы и нос, доказано…. Что будем пить?

– Кагор. И шампанское – Евсей вчера принес.

– Что-то можно придержать, – нерешительно буркнул Наум Самуилович. – Или кагор, или шампанское.

– Не каждый день мы знакомимся с невесткой! – возмутилась Антонина Николаевна.

– Ладно, ладно, только не сразу. Закончится шампанское, откроем кагор. Знаю я подобные браки, разойдутся, не успев до конца выпить бокал.

– Типун тебе на язык, дуралей! Ты живешь со мной двадцать четыре года, а думал, что женишься, чтобы решить свои половые проблемы молодости. Ходил весь в прыщах.

– Я в прыщах!? – возмутился Наум Самуилович. – Да я был похож на херувима!

– Не знаю, какой у Рувима, но твой оставлял желать лучшего, – Антонина Николаевна любила сальные дерзости, тем она и славилась среди знакомых. Брак ее с тихим Наумом Самуиловичем поначалу вызывал пересуды: прочен ли он? Но шли годы, и пересуды прекратились – как раз такие браки и отличаются прочностью.

Антонина Николаевна собиралась еще что-то вспомнить из своей долгой жизни с мужем, но внезапно ее лицо напряглось.

– Ша! – сказала Антонина Николаевна. – Идут. Поправь галстук, Наум, ты выглядишь, как Бармалей.

Наум Самуилович возразить не успел – в комнату вошел Евсей, а следом и Наталья.

– Опять Галя студень варит, – фыркнул Евсей, плотно прикрывая дверь.

– Да, опять, – виновато подхватила Антонина Николаевна и, улыбаясь, шагнула навстречу Наталье. – Я – мама Севы, Антонина Николаевна, а это Наум Самуилович, папа Севы.

Наталья смотрела на родителей Евсея с любопытством, не очень понимая цель своего визита, и еще этот длинный полутемный коридор коммуналки, наполненный скрытой враждой и запахом звериного лежбища. К тому же она умудрилась на каком-то повороте удариться о висящий на стене велосипед.

– Мерзавцы, повесили велик с вывернутым колесом, – сообщил Евсей.

Антонина Николаевна развела руки в знак несправедливости судьбы. Наум Самуилович тяжко вздохнул. Наталья с укором посмотрела на Евсея – стоило обращать внимание на подобный пустяк. Синий шифон обтекал ее стройную фигуру, пряча высокие ноги, обутые в модные бежевые туфли. Взгляд зеленоватых глаз с лукавинкой вызывал доверие и расположение.

Широкое лицо Антонины Николаевны расплылось в улыбке. Что же до Наума Самуиловича, то он возликовал сразу, как только Наталья вошла в комнату.

– Как вам моя Наташа? – рисуясь, вопросил Евсей.

– Босяк и хулиган! – воскликнула Антонина Николаевна. – И такая девочка тебе поверила?

– Тоня! – укоризненно произнес Наум Самуилович. – Что подумает Наташа?!

Евсей стоял в серой замшевой куртке, сдвинув на затылок широкополую шляпу. Он улыбался и молчал. У него было отличное настроение, он гордился Наташей. Евсей видел – Наталья нравится родителям, а это особое состояние, словно гордость за хорошо проделанную работу. Конечно, его отец не очень удачлив в жизни, да и мать тоже, но ему, Евсею, нечего было скрывать и не нужно рисоваться, он уже поведал Наталье о не очень радостной судьбе своих родителей, рассказал с особым вызовом и с каким-то потаенным смыслом – он-то свою жизнь проживет иначе! Как? Он пока не знает, как именно, но у него есть своя цель и он этой цели добьется. Первые шаги уже сделаны – его рассказ обещали напечатать в одном солидном литературном журнале – а это немалая удача. Из всех членов литературного объединения он первый, кому так повезло. Собственно, это не рассказ, а небольшая повесть. И не на «производственную» тему, которая привлекает журналы, а повесть о любви.

Антонина Николаевна предложила собирать на стол, для чего отправила молодежь в комнату Евсея.