Сезон дождей

– А что ты так обеспокоился за меня, Евсейка? – старался перехватить инициативу Рунич. – Или посчитал мой уход как знак собственной судьбы и струхнул? Ну, учились вместе, ну был я свидетелем на твоей свадьбе. Кстати, как там Наташка в этих америках? Домой еще не хочет? Сейчас многие возвращаются.

– Умерла Наталья.

Евсей Наумович улавливал дыхание Рунича, шорох от касания провода аппарата.

– Вот, понимаешь, умерла, – повторил Евсей Наумович. – От болезни Паркинсона.

Евсей Наумович составил еще несколько тихих фраз. И собрался положить трубку на рычаг, но, уловив тихий голос Рунича, вновь приложил трубку к уху.

– Послушай, – проговорил Рунич. – Как поживает твой приятель, Эрик Оленин?

– Не знаю, – помедлил с ответом Евсей Наумович. – Он в длительной командировке, во Франции. А что?

– Да так, – ответил Рунич и добавил раздраженно: – Так. К нашему разговору.

Евсей Наумович вспомнил, как однажды Рунич проговорился, что видел из окна троллейбуса Эрика и Наталью. И, судя по ерническому тону Рунича, шли они весьма довольные друг другом. Узнав об этом, Наталья подняла скандал с пожеланием Руничу носить очки. Да и Эрик с удивлением встретил вопрос друга, хотя ничего особенного тут не было – ну повстречались случайно и прошлись. Очень тогда Евсей Наумович рассердился на Рунича. Мелкий бес, думал Евсей Наумович, не может простить, что Наталья отдала предпочтение мне, в то время как именно он, Рунич, и познакомил Наталью со всей компанией в Доме пищевиков. Наталью и ту малявку, Зою.

«Ни в каких очках, оказывается, Генка не нуждался», – усмехнулся Евсей Наумович, набирая номер телефона Зои Романовны Поповой.

Казалось, он уже перенес этот тяжкий груз предательства самого близкого своего друга Эрика Оленина, перенес и сбросил. А мысль о том, что Натальи больше нет, каким-то образом смирила его гордыню, особенно когда он вспоминал о ее мучениях, ее мольбе о помощи, ее кончине и, особенно, о ее просветлевшем лице сквозь слюдяную форточку гроба. И эта мысль мирила Евсея Наумовича с былой неверностью Натальи, заслоняла собой все. В сравнении с этой мыслью поступок Натальи виделся пустяком, помрачением, не только из-за признания Натальи в любви к нему при обстоятельствах, когда ложь была бы самым тяжким грехом, но еще из-за пробуждения его, Евсея Наумовича, любви к своей бывшей жене. О каком тут Эрике могла идти речь?! Вообще, Эрик для него пропал, исчез. И в глубине души он знал, что все простит Эрику из-за своего мягкого, всепрощающего характера, а главное – от страха перед одиночеством. Одиночество, эта мощная воронка, затягивала куда более сильных характером людей, чем он, Евсей Наумович Дубровский. Лишая их воли, толкая на необъяснимые, нелогичные поступки…

Во власти всех этих мыслей, Евсей Наумович как-то упустил, чей он набирает номер телефона, и в первую секунду, когда в трубке раздался женский голос, растерялся – он ведь звонил Мурженко, – но в следующее мгновение сообразил.

Он услышал, что Зоя ждала его звонка, что она знает о кончине Натальи – ей об этом сообщила Галя несколько дней назад. Что она заглянет к Евсею Наумовичу, может быть даже сегодня вечером, и возьмет того Будду.

Евсей Наумович положил телефонную трубку с неясной досадой. Оказывается, Наталья наладила отношения с Зоей и, судя по всему, задолго до обострения своей болезни.

Ну да ладно. Теперь можно позвонить Мурженко, вполне подходящее время – половина первого дня. И механически он набрал номер телефона прокуратуры. Ответа не последовало. Возможно, он ошибся номером?! Евсей Наумович раскрыл телефонную книжку. Нет, вроде правильно набирал. Попробовать еще раз? Никакого ответа. Вероятно, Мурженко ушел на обед. Досадно.

Мельком бросив взгляд на разворошенные книжные полки, Евсей Наумович вернулся на кухню. Этого еще не хватало – не было спичек! Евсей Наумович заглядывал в ящики шкафа и, не обнаружив спички, со стуком загонял ящики на место. Раздражение переходило в нервную лихорадку. «Куда же подевались эти блядские спички?» – выкрикивал он в голос. Евсей Наумович вбежал в кабинет, обшарил письменный стол. Спичек не было.

В исступлении он ворвался в спальню и повалился на застеленную кровать, как был, в джинсовой дорожной рубашке и брюках. Закинул руки на затылок и закрыл глаза. Полежал минут десять, приподнялся, придвинул телефон и набрал номер. И вновь никакого ответа. Вероятно, Мурженко на совещании. Евсей Наумович отодвинул телефонный аппарат и услышал тихий пришлеп об пол. Спичечный коробок! Как он тут оказался? Ах да! Наследие Лизы. Он еще просил Лизу не курить в спальне. Но Лиза не могла уснуть без выкуренной сигареты – привычка. Поэтому Евсей Наумович и уходил спать в кабинет, что его не очень огорчало – он любил спать один.