Сезон огненных дождей

В полумраке лаборатории Жерес казался чудовищем, появившимся из потустороннего мира. Да и все окружающее предметы, по всей видимости, также перенеслись именно оттуда. Марку никак не хотелось верить, что за всей этой мерзостью стоят люди. Его стало трясти, колотить от злости и желания отомстить. Грабовский почти ничего не соображал, да и не хотел соображать. Единственное, что требовало его клокочущее от негодования естество, так это давить и давить на спусковой крючок.

– Охолонь, Марк. Мне сейчас нужен твой разум, разведчик.

Грабовский, как сквозь сон, услышал голос майора. Он изменился. Теперь это был тот самый голос мужественного волевого человека, которого Марк хорошо знал.

– Быстрее, Марк. Приди в себя, начни слушать. Мне сейчас очень тяжело. Я едва держусь, – Жерес впился в лейтенанта взглядом, словно маг, передающий своему ученику самое главное, самое могущественное заклинание. – Ты должен узнать все, и как можно скорее. У нас мало времени.

– Да-да, я слушаю, господин майор. Вы не волнуйтесь. Говорите. Они сюда не войдут. – Разведчик взвел и положил рядом два пистолета.

– Я говорю не о них, я говорю о себе. Страшиться мне следует самого себя.

– Я не понимаю, – Марку показалось, что Жерес бредит.

– Я тоже плохо понимаю, но поверь, так оно и есть. Со мной что-то происходит… вернее, уже произошло. Произошло там, за чертой жизни.

Заметив, что у Грабовского отвисает челюсть, Жерес поспешил пояснить:

– Я был мертв, лейтенант, точно мертв. И все ребята, которые оказались на борту моего транспортника, тоже. Ты ведь сам видел, как нас перемололо в небе над Ульфом. Вмиг, в сотые доли секунды. Мы даже не успели что-либо осознать или почувствовать. Один хлопок, и все… конец.

– Но ведь вы живы! И еще я видел Гийома Жуали и Дятла тоже видел.

– Нас вернули прямо с того света.

– Не может такого быть! – Марк протестующе замотал головой. – Вы бредите, командир.

– Молчи и слушай! – Повысив голос, Жерес заставил Грабовского заткнуться. – Мы действительно погибли. Ты не знаешь, что это такое. Никто не знает. Все эти россказни переживших клиническую смерть… это просто детский лепет. Туннели там всякие, сияние… Чушь собачья! Нет там ничего такого! Там один мрак. И ты сам превращаешься в мрак, сгусток черной энергии, разумной энергии.

Тут Жерес внезапно замолчал, как бы вмиг замкнувшись в себе. Его глаза остекленели, на лице отразилась жестокая внутренняя борьба. С майором явно что-то происходило.

– Командир! Командир! – Марк испугался и стал трясти майора за голые влажные плечи.

– Врежь мне по роже, – процедил сквозь плотно сжатые зубы Жерес. – Врежь поскорее и заставь вспомнить.

– Что вспомнить? – Марк почти кричал, но майор не реагировал.

Мать твою, что же такого он имел в виду? Лейтенант лихорадочно соображал. Что вспомнить? Что человек вспоминает, когда ему плохо и тяжело? Друзей? Близких? Любимую?

– Майор, вспомни Катрин! – Марк как сумасшедший, стал хлестать майора по щекам. – Вспомни ее! Вспомни! Она любила тебя!

– Катрин… – Кристиан Жерес прошептал это имя одними губами. Должно быть, именно так умирающий взывает к богу. В этот миг у несчастного больше ничего не остается, только эта надежда, только этот стон.

Жерес медленно перевел взгляд на Грабовского. В его глазах снова засветилась жизнь. Приступ закончился. Майор вновь становился самим собой.

– Вот и хорошо, вот и славно, – словно маленького ребенка, лейтенант погладил командира по слипшимся волосам, стер ладонью выступившие у него на лбу капли пота.

– Спасибо, Марк. Спасибо, что напомнил о ней. Катрин – это самое светлое, что было в моей жизни. – Взгляд Жереса на секунду поплыл, но майор тут же замотал головой, возвращая себя к реальности. – У меня мало времени, лейтенант. Это скоро вернется.

– Да что «это»?! – Грабовский почти закричал. Он не знал, с чем ему бороться, как помочь своему командиру, товарищу, почти брату.

– Слушай, Марк, слушай внимательно, – Жерес сплюнул набившуюся в горло слизь. – Там, в мире мертвых, нет места любви, состраданию, милосердию, короче, всему светлому и доброму. Там царит лишь хаос, лютая ненависть и злоба. Попадая туда, ты забываешь обо всем. В тебе живет лишь неистребимое желание вернуться, вернуться и поквитаться с этим гребанным миром, который так безжалостно, так несправедливо вышвырнул тебя на помойку. Это страшно, Марк, очень страшно. Энергия мертвых соединяется в одну гигантскую реку, единый поток, который неустанно ищет выхода. Я знаю, я был там. Я успел вернуться до того, как окончательно растворился в черной реке ужаса. И я изменился. Я принес в этот мир зло. Оно во мне. Пока я еще могу ему противостоять, но оно становится все сильнее и сильнее. Оно пожирает меня.

Марк слушал, не перебивая, и ему становилось все горестнее, все больнее. Жерес определенно сошел с ума, свихнулся, слетел с катушек. Он не вынес мук, которым подвергли его живодеры «Архангела». Его нельзя винить, никто бы не выдержал. Человеку просто не дано выдержать такое.

– Грабовский, ты слышишь меня?! Ты понимаешь, что я тебе говорю?!