Сезон охоты на единорогов (СИ)

Готовый к смерти… За то, что ему действительно дорого.

- Трям! – Сказал я и опустил ствол.

Глава 2. Мы с тобой одной крови

Это было непростительной глупостью!

Беззвучно высказывая себе за ошибки «по первое число», я двумя палочками тащил из костра банку тушёнки. Задача усложнялась тем, что банку перед подогревом открыл для профилактики взрыва, и благополучно проморгал момент начала кипения. А теперь вынужден прятать кисти в рукавах от вовсю летящих брызг. Почти вытащив банку с углей, сообразил, что в суете вечера забыл закрутить у банки крышку, чтоб потом просто подцеплять её за изгиб. Как-то не клеится сегодня день. Старею, что ли?

Поставил банку остывать и подкинул на угли веток – теперь нужен огонь для согрева воды под чай. Когда пламя разгорелось и осветило пространство, достал прочую снедь, не нуждающуюся в подогреве. И набор - кружку, ложку, миску, ножик. Как бы там не сложилось дальше, сколько бы времени мне не пришлось ещё мотаться по лесам, но не следовало терять человеческий облик и навыки поведения в обществе. Только памятуя об этом, я перевалил горячую тушёнку в миску и нарезал хлеба. Вот теперь можно при желании и наличии накинуть на колени салфеточку и разлить вино по бокалам. В наличии не было ни самого наличия, ни желания.

Тушёнка парила на ложке, но класть её в рот не возникало никакого желания. Задумчиво смотрел на кусок мяса растительного происхождения и ненавязчиво прослушивал окружающий мир. Есть не хотелось. За последние четыре года однообразие лесных ужинов приелось. А может дело не в этом? Может, просто уже сгорело что-то в душе. Сгорело настолько, что жизнь не вызывает ничего, кроме тоски. Тяжёлой, мутной, словно предрассветный туман над сожжённым лесом. Может быть, в этой душе и поднимется когда-нибудь солнце, осветит мир, но что ты увидишь тогда? Остовы сгоревших деревьев и чёрный пепел под ногами. Нужен ли такой мир? Тебе, другим, жизни самой? Найдётся ли кто-нибудь, кто захочет призвать очистительный дождь в этот ад? Кто-то, кто перепашет землю с пеплом и бросит зёрна жизни?

Сунул ложку с варевом обратно в банку и свёл руки на груди, прикипая взглядом к костру. Нахохлившись, словно ворон, вымокший под дождём. Нелепо думать о том, будет ли ещё когда-нибудь в жизни - жизнь. В нелепом никчёмном существовании - ощущение полноты связей с мирозданием и чувство нужности, уместности, полезности. Если сейчас есть только это бытьё – вдали от своих и чужих, от людей и тэра. Скомканный болью и яростью внутри и снаружи.

Чтобы заглушить дурные, непростительно дестабилизирующие мысли, можно было применить десятки практик – и «шоры» поставить, и память почистить. Но я выбрал самое простое. В противовес дурному вспомнил старые времена послушничества. Когда-то, - страшно вспомнить когда, - на протяжении десятка лет запрещали потребление мяса. Его добавляли только в питание больных или восстанавливающихся после тяжёлого трудового или боевого задания. Запрет на мясоедство был жесток особенно после того, как всё детство прошло на овощно-плотоядственной диете. Но так нужно для правильного роста организма – детство с протеином и клетчаткой и юношество с зерном, молоком и сухарями. Помню каким счастливым почувствовал себя, когда наконец оказался в старшем круге школы! Первый обед в составе зрелых тархов Храма оказался праздничным - меня поздравляли, желали сил и спокойствия. А потом налили вина и посадили за стол. В этот день дежурные расщедрились на борщ, и в каждой тарелке плавал большущий кусок мяса! Тогда это поразило приятнее всего.

Ну, вот. Воспоминания вызвали, наконец, желание поесть.

Хруст метрах в пятидесяти заставил остановить ложку на полдороги. Кто-то большой и осторожный двигался в мою сторону. И можно сразу нырнуть вниз, прикрываясь светом костра, вдоль земли уйти, вот только… Странное чувство уверенности в том, что появление гостя благое, заставило задержаться. А в свою «ладонь мира» я ещё верил.

Глаза, привыкшие к свету костра, в темноте леса не ловили скольжения тела, но кожа ощущала как большая фигура перекатывается в мою сторону. Мягко и аккуратно вернул ложку в миску и снял с колен разложенную к ужину тряпицу с хлебом. С преувеличенной замедленностью вдоль бедра опустил пистолет и замер в ожидании, умеряя внезапно напрягшееся тело. Угрозы от подходящего не ощущалось. Не чувствовалось даже Присутствия. Хотя это для меня с сегодняшнего происшествия стало не так важно. Я не смог почувствовать со ста шагов Подобного! Невероятно!.. Впредь - наука. Прикрыл правый глаз, отучая его от освещённости, и стал ждать.

Второй хруст раздался значительно ближе. Однозначно, звук шёл не с поверхности земли. Значит, заблудший на огонёк странник осторожно отодвигал ветки, пробираясь в моём направлении. Он не торопился, но и не особенно скрывался.