Сфера 17

И я с изумлением понял, что отец считает Циа адом, красным адом, куда он попал по грехам своим. Моря Циа язвят его, облака Циа проливаются на него огнём, хищные звери Циа ночами подбираются к его дому. В его глазах я, невинное дитя, заслуживал лучшей судьбы.

Вот только я не хотел никуда улетать.

Я любил Циа.

Это непременно стоило бы сказать в мемуарах.

Правда в том, что я не собираюсь писать мемуары.

Никогда.

Николас зажмурился и надавил пальцами на веки. Потом вздохнул и откинулся на спинку кресла, бездумно глядя в окно. Стёкла-хамелеоны стали совершенно прозрачными и за ними открывался вид на ночной город — золотое шитьё по бархату, сплошная россыпь огней… Месяц назад Николас выбил из Этцингера нормальное электроснабжение для столицы и теперь каждую ночь любовался картиной. В сущности, Этцингер упирался только ради проформы. Что-что, а энергию они могли не экономить…

Фрайманн, молчаливый и равнодушный, ждал в кресле напротив. Николас подумал, что легендарный комбат похож на ожившую лучевую винтовку. Тому, кто назвал Эрвина Фрайманна Чёрным Кулаком, дешёвый пафос заменял и наблюдательность, и вкус… а кто это был? Какой-то лояльный журналистик, памфлетист, истеричный блоггер… Народ любит пафос…

— Итак, — зачем-то пробормотал Николас, вновь переводя взгляд на экран планшета. Под клавиатурой сбоку белел бланк приказа.

— Будут указания по поводу Кленце, товарищ начупр?

Николас закрыл глаза и открыл. Чёрный Кулак был солдат до мозга костей, у него даже голос модулировал по уставу, он воплощал собою казарму, а больше, чем казарму, Николас ненавидел только то, что ему сейчас предстояло сделать. То, из-за чего он предавался воспоминаниям, теребил губу и пялился в окна.

До революции Кленце был начальником полиции Плутоний-Сити. В «час Х» полиция перешла на сторону восставших, Кленце заверил товарища Кейнса в своей полной лояльности, был принят в ряды и некоторое время в самом деле безупречно бдел. Но Доктору он не нравился никогда. Доктор сказал, что товарищ Кленце опасен и вооружённых людей ему под начало лучше не давать. Николас был полностью с ним согласен. Кленце напоминал ему донельзя разжиревшую змею и к тому же брал взятки неудержимо, как промышленный пылесос. Кишка, подумал Николас, вот точно: кишка. Пару лет назад, поймав Кленце на очередной взятке, он снял его с должности и дал испытательный срок: перевёл делать мирное дело, управлять революционными детдомами. За время войны появилось много сирот…

Спустя некоторое время в Управление соцобеспечения начали поступать жалобы от граждан. Донесения людей из внутренней безопасности подтверждали их. А теперь сам Чёрный Кулак явился с доказательствами. Кто-то из его Отдельного батальона столкнулся с проблемой лицом к лицу.

Из старших детей Кленце начал сколачивать боевые бригады. Банды психически травмированных подростков держали в страхе целые районы столицы. Кленце прикрывался идеей военного обучения, воспитания смены, необходимого в такое трудное время, но выглядело это с каждой неделей всё менее убедительно. То ли Кленце не понял, что за ним наблюдают внимательнейшим образом? Стало быть, он либо враг, либо дурак, а такие дураки хуже врагов, поэтому разницы никакой. Вчера Шукалевич сказал, что пора бы его уже… А преемник Кленце раньше работал инспектором в Управлении юстиции, у Линна, вспомнил Николас. Дельный человек, всё изучил досконально. Линн когда-то требовал отдать Кленце под суд. Доказательной базы хватало на три расстрела. Но мы простили товарища Кленце, выдали ему кредит доверия, учтя его заслуги перед Революцией… Доктор куда-то сгинул, дёргать из-за Кленце самого товарища Кейнса Николас не мог, а значит, решать нужно было самому. Что же, подумал он, кредит не выплачен. Товарищ Линн со мной согласится…

Фрайманн ждал.

Николас внутренне поморщился.

— Товарищ комбат, — с трудом выговорил он, — по поводу Кленце…

— Слушаю.

— Расстрелять.

— Так точно, товарищ начупр.

Николас опустил взгляд на бланк приказа.

Его всегда тошнило, когда приходилось подписывать смертные приговоры, физически тошнило, хорошо, что недолго. Николас закусил губу и подмахнул листок.

Фрайманн встал — стремительно, красиво, чётко как автомат, — и принял листок из его рук.

— По закону военного времени, — блёкло присовокупил Николас. — За контрреволюционную деятельность.

— Так точно.

Сейчас он уйдёт, обнадёжил себя Николас. Под ложечкой затомило от нетерпения. Сейчас грозный комбат отбудет, передаст приказ своим людям, завтра начупр соцобеспечения товарищ Реннард подпишет приказ о чьём-то назначении на освободившуюся должность… На часах было два ночи. Кленце устранят до рассвета. Домой не поеду, решил Николас. Дежурный водитель наверняка спит в подсобке, есть ли смысл тревожить его, если всё равно нужно будет вернуться к семи… Взгляд его упал на узкий чёрный диван напротив окна. Николас не впервые ночевал на работе.

За дверью кабинета послышалось шуршание.

Николас озадаченно нахмурился. Фрайманн напрягся, скосив глаза набок: кажется, стриженые его волосы стали дыбом, как шерсть. Профессионал, подумал Николас.