Сфера

— Мэй, я не психолог, но будь я психологом, у меня бы, пожалуй, возник вопрос о твоей вере в себя. Мы изучали шаблоны такого поведения. Я не говорю, что это антиобщественный подход, но он безусловно недосоциален и от прозрачности далек. И мы замечаем, что порой это поведение коренится в низкой самооценке — в позиции, которая гласит: «Ой, все, что я хочу сказать, не так уж важно». Это описывает твою точку зрения, как ты считаешь?

Совершенно лишившись равновесия, Мэй уже не умела оценить обстановку трезво.

— Может быть, — сказала она, пытаясь выиграть время, понимая, что чрезмерная сговорчивость будет лишней. — Но порой я уверена, что мое мнение важно. И когда мне есть что добавить, я определенно считаю себя вправе.

— Однако обрати внимание, ты сказала: «Порой я уверена». — Джосия погрозил ей пальцем. — Любопытно это «порой». Даже, я бы сказал, тревожно. Мне кажется, это «порой» случается не так уж часто. — И он откинулся на спинку кресла, точно полностью разгадал Мэй и теперь нуждался в отдыхе от праведных трудов.

— Мэй, — сказала Дениз, — мы были бы рады, если б ты поучаствовала в одной программе. Нравится тебе такая идея?

Мэй представления не имела, что за программа такая, но понимала, что попала в переплет и уже отняла у них обоих кучу времени, а потому надо согласиться; она улыбнулась и ответила:

— Конечно.

— Хорошо. Мы постараемся записать тебя поскорее. Поговоришь с Питом Рамиресом, он все объяснит. Я думаю, в результате ты будешь уверена не порой, а всегда. Так ведь получше, правда?

* * *

За своим столом после собеседования Мэй себя проклинала. Что она за человек такой? Ей было ужасно стыдно. Она еле-еле тянула минимум. Ее тошнило от себя, она сочувствовала Энни. Наверняка Энни все слышала про свою подругу, бездельницу Мэй, которая приняла этот дар, вожделенную работу в «Сфере» — которая застраховала ее родителей! спасла их от семейной катастрофы! — и теперь порхает мотыльком. «Черт бы тебя взял, Мэй, проникнись уже! — подумала она. — Стань человеком, который хоть зачем-то миру нужен».

Она написала Энни, извинилась, сказала, что будет стараться, ей очень стыдно, она не хотела злоупотреблять этой привилегией, этим даром, отвечать не надо, она просто будет стараться, в тысячу раз лучше, с этой минуты и навсегда. Энни в ответ прислала CMC, велела не париться, подумаешь, по носу щелкнули, это просто поправка курса, почти у всех нубов так.

Мэй глянула на часы. Шесть вечера. Полно времени совершенствоваться, здесь и сейчас, и она заметалась, написала четыре квака и тридцать два коммента, восемьдесят восемь раз поставила смайлики. Через час ее ИнтеГра поднялся до 7 288. Преодолеть семитысячный рубеж оказалось труднее, но к восьми вечера, подписавшись на одиннадцать групп и что-то туда запостив, разослав еще двенадцать кваков, один из которых попал в 5 000 топовых по миру за тот час, и добавив в свою ленту еще 67 друзей, она своего добилась. Добравшись до 6 872, она перешла к ленте «ТропоСферы». Она отставала на несколько сотен постов и теперь просмотрела все, ответила где-то на семьдесят сообщений, отозвалась на одиннадцать приглашений на разные ивенты в кампусе, подписала девять петиций, прокомментировала и конструктивно покритиковала четыре продукта, выпущенных в бета-версиях. К 22:16 ее ИнтеГра составлял 5 342, и перейти новый рубеж — на сей раз 5 000 — снова оказалось нелегко. Она написала серию кваков о новом инструменте «Сферы», который уведомлял держателей аккаунтов, когда их имена упоминались в чужих сообщениях, и один квак, седьмой на эту тему, разгорелся пожаром и был переквакан 2 904 раза, что подняло ее ИнтеГра до 3 887.

Накатило глубокое удовлетворение, радость успеха, предвкушение возможностей, и почти тут же — полнейшее изнеможение. Время к полуночи, надо поспать. Возвращаться домой уже поздно; Мэй глянула, есть ли свободные номера в общаге, зарезервировала комнату, получила код доступа и зашагала через кампус в «Родной Город».

Прикрыв за собой дверь, она укорила себя: вот дура, что ж ты раньше общагой не пользовалась. Номер был безупречен — сплошь светлое дерево и серебристая фурнитура, пленочные теплые полы, простыни и наволочки такие белые и чистые, что от прикосновения хрустели. Матрас, как объяснялось на табличке у кровати, органический, не пружины, не пеноматериалы, а новое волокно — жестче и податливее всех кроватей, что ей встречались. Мэй натянула на себя облачно-белое пуховое одеяло.

Но уснуть не удавалось. Сообразив, насколько лучше могли бы быть ее показатели, она снова залогинилась, на сей раз с планшета, и пообещала себе работать до двух ночи. Трехтысячный рубеж не устоит. И она его одолела, хотя к тому времени часы показывали уже 3:19. Наконец, не вполне вымотавшись, но понимая, что нужно отдохнуть, она улеглась и выключила свет.

* * *