Стало так тихо, что шорох падающего снега как будто проник за толстые каменные стены. Марко пропустил мимо ушей слова насчет последствий своих интимных развлечений, но был уверен, что тайна его рождения надежно похоронена, как и прошлое семьи. Выходит, это не так…
– Мы еще поговорим на тему отцов и детей, мальчик. Ты наверняка должен быть неплохим магом, как и твой родитель, все предпосылки есть. Это тоже на пользу, вот увидишь. Семья Ди Йэло должна получить обычную
Сделка «золотого молчания»! Исключительный контракт, нарушение пунктов которого практически невозможно. Разглашение тайны или попытка обойти условия сделки – и вот уже все рушится, а стороны вправе поступать друг с другом как угодно, не держа слова. До этого момента клятва нерушима, а обязательства священны.
«Как он на меня вышел?!»
– Мой отец
– Я знаю, – огорошил ответом старик. – Он ушел в Первый Храм и тем самым сделал глупость. Тогда я уже не был Командором и не имел прежнего влияния в Совете, не мог его защитить, моя собственная жизнь так круто изменилась! Я не мог вмешаться в процесс, было не до того. Повторяю, на эту тему мы еще поговорим.
– Но…
– Никаких но. Далее. Девушка – всего лишь девушка. Можно сказать, родители отказались от нее в тот день, когда поставили подписи под брачным договором. Ее отца сейчас лихорадит, потому что предположительно может быть упущено выгодное для него замужество, и он способен наделать глупостей, отдав девчонку кому попало. Посмотри же, о ком идет речь, прежде чем заранее отказываться затащить ее в постель.
Только теперь Марко заметил, что к стене справа от стола прислонено нечто, укрытое холщовой тканью, угадывались очертания овальной портретной рамы в рост человека. Мужчина встал и, повинуясь кивку головы мессира Армандо, снял покров. Да. Это был именно женский портрет изумительной работы, выполненный в типичной технике сфумато для демонстрации всех подробностей внешности. Такие брачные портреты часто заказывали состоятельные женихи или их родители, желающие знать всю правду о достоинствах и недостатках внешности невесты, а цена работы порой достигала десяти тысяч гольдано. В какой бы части помещения ни находился зритель, ему казалось, что лицезрение изображения с прямым контактом глаза в глаза доступно лишь ему одному. Изображение жило отдельно от холста, приподнимаясь над ним подобно призраку, и позволяло видеть не только смену выражений лица девушки, но и некоторую пластику движений, ограниченную рамой портрета.
Тонкая в кости, нежная, с белокуро-золотистыми волосами, заплетенными в тяжелую, обернутую вокруг головы косу, она была прекрасна в любом проявлении эмоций – от детской радости до гнева. Ее личико было одухотворенным, в глазах плескалось озорство, сочетающееся с недюжинным умом и безупречным тактом. В руках она держала какие-то книги. Девушка улыбалась подобно солнцу, выглянувшему из-за тяжелых зимних облаков, и даже слезы не могли испортить цвета ее лица. Марко непроизвольно вздрогнул. Тот, кто заказал полный спектр эмоций для брачного сфумато, хотел знать, как будет выглядеть девушка в случае испуга, боли, ужаса или тех самых слез. Значит, заранее рассчитывал их увидеть… Репутация Лодовико и тут показала себя – даже посмертно.
– Ну как тебе? – хмыкнул Ди Йэло. – Хороша мэйс Бьянка?
– Она воистину прекрасна, – честно ответил гость. – Но я не имею права вмешиваться в ее судьбу, особенно сейчас, когда…
Марко не договорил, все было ясно и без слов, повисших в воздухе подобно кристаллам влажного морозного тумана.
– …когда она освободилась от обязательств перед мертвым чудовищем? – почти ласково закончил фразу старик, в глазах которого на миг вспыхнули огоньки ярости. – Ее судьба сейчас не предопределена. Но я могу вмешаться в твою, Марко Синомбре. И так, как ты даже представить себе не можешь.
Колючие черные глаза смотрели не мигая, как будто пронизывая собеседника насквозь. Армандо Ди Йэло слегка прихлопнул по столешнице левой ладонью.