Читаем Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков полностью

— Так… Случайно. Зацепил вытяжное кольцо, он и распустился… Так что прыгай, лейтенант…

Пламя уже плясало на крыле, рвалось к кабине пилота — С02 кончился. Надо перекрыть доступ бензина. Вот так. И перекачать топливо из правой группы в левую… Не терять скорость… Вот так… Увеличить крен. Падает высота — ну и пусть… Это даже лучше: возможно, успеем сесть до того, как огонь прошьет противопожарную перегородку и доберется до баков. Место внизу сравнительно ровное. Кажется, пшеница… Факел получится грандиозный…

— Прыгай, лейтенант, тебе на роду долго жить выпало, — вдруг прервал его мысли Петровский.

— Помолчи. Как-нибудь сам решу.

А пламя вдруг пугливо затрепыхало, сорвалось с крыла. Из-под капота высунулись еще несколько язычков, лизнули обшивку и пропали.

«Ура!» — мысленно закричал обрадованный летчик. Теперь жить можно. Правда, левый мотор тоже на пределе возможностей, тянет еле-еле, но это уже не пожар, можно потихоньку снижаться. Есть надежда сесть благополучно. Надо только подыскать подходящую площадку, не пшеничное поле.

Справа, почти по курсу, бежит грунтовая дорога. Не асфальтированная, но так накатанная, что блестит, как асфальт.

Александр довернул бомбардировщик вправо, вдоль дороги, и, прибрав обороты левого, повел самолет на посадку. В поле зрения попали широкие плечи капитана Петровского, чепчиком торчащий на его затылке шлемофон Вани Серебряного.

Дорога побежала навстречу быстрее и быстрее — земля приближалась, — Александр до отказа затянул сектор газа и выключил зажигание. Гул смолк. Лишь шум вращающихся винтов да встречный поток ветра утверждали, что машина жива и готова выполнить последнюю волю человека. Горизонт пошел под нос самолета. Летчик добрал штурвал и почувствовал легкий толчок колес о землю. Бомбардировщик чуть подпрыгнул — дорога все-таки была неровная — и побежал, гася скорость. Лишь в конце пробега, будто по желанию летчика, он свернул с дороги и остановился на обочине.

Александр посидел неподвижно с минуту, глядя на плечи Петровского, тоже не торопящегося покинуть машину, отстегнул привязной ремень, открыл колпак. Спустился на землю. Лишь после этого зашевелился и Петровский.

Потом они стояли рядом, не глядя друг другу в глаза. Петровский курил, Александр ждал, когда капитан произнесет суровый приговор. Но Петровский молчал. Глубоко затягивался не очень-то ароматным дымом, медленно выпускал его изо рта и смотрел под ноги в одну точку. Все-таки угрызения совести его мучили. И Александр решил помочь ему.

— Командуйте, капитан. Я в вашем распоряжении.

— Вы — командир, — возразил Петровский. — Я даже не член экипажа.

— Был, капитан, был. Теперь у вас появился еще один повод не доверять мне — вынужденная посадка.

— Не наговаривайте на себя, лейтенант… — Петровский сделал паузу перед тем, как назвать его по фамилии. Интересно, какую он назовет? Капитан помолчал, глядя пристально ему в глаза, как умел он это делать, и опустил фамилию. — Был у меня повод не доверять вам. Был. И вы сами знаете это. Теперь повода этого нет. И не потому, что вы, рискуя собственной жизнью, спасли меня. Нет. Доверять вам мы стали раньше, намного раньше того, как мне удалось узнать всю вашу историю, судьбу вашего отца, о чем было поставлено в известность командование полка.

Все Александр готов был услышать — и что он изменил фамилию, и что утаил свою связь с Ириной, и что Гандыбин разыскивает его, — все, кроме вот этой фразы: «судьбу вашего отца»…

Его будто парализовало, он не мог ни говорить, ни пошевелить рукой. Но вот оцепенение стало отпускать его, и он спросил, не узнавая своего голоса:

— Он жив?

— Да, жив. Освобожден и находится на фронте.

— Где? Вы дадите мне его адрес?

— Да. Только не сейчас, не сегодня.

— Спасибо. — Александр готов был броситься к капитану, к человеку, к которому еще несколько минут назад испытывал неприязнь, каждая черточка, каждый жест которого вызывали раздражение, негодование; теперь все в нем казалось симпатичным, даже нескладная угловатая фигура, несоразмерно крупная голова. Хотелось обнять его, по-дружески стиснуть плечи — Петровский вернул ему не только отца, но и веру в людей.

4

13/VII 1942 г. …Боевой вылет с бомбометанием по мосту через р. Дон…

(Из летной книжки Ф.И. Меньшикова)

Наземный эшелон тронулся в путь вскоре после того, как взлетел последний бомбардировщик. Если бы Рита видела этот последний самолет и знала, что в нем Александр, она бы умерла со страху. Она знала, что у брата самолета нет, что штурман его в госпитале, и надеялась добираться до нового места базирования вместе с ним. Но Александр ушел на аэродром и оттуда не вернулся: то ли улетел с кем-то, то ли… И все же думать, что с ним случилось самое худшее, она не хотела.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война. Штрафбат. Они сражались за Родину

Пуля для штрафника
Пуля для штрафника

Холодная весна 1944 года. Очистив от оккупантов юг Украины, советские войска вышли к Днестру. На правом берегу реки их ожидает мощная, глубоко эшелонированная оборона противника. Сюда спешно переброшены и смертники из 500-го «испытательного» (штрафного) батальона Вермахта, которым предстоит принять на себя главный удар Красной Армии. Как обычно, первыми в атаку пойдут советские штрафники — форсировав реку под ураганным огнем, они должны любой ценой захватить плацдарм для дальнейшего наступления. За каждую пядь вражеского берега придется заплатить сотнями жизней. Воды Днестра станут красными от крови павших…Новый роман от автора бестселлеров «Искупить кровью!» и «Штрафники не кричали «ура!». Жестокая «окопная правда» Великой Отечественной.

Роман Романович Кожухаров

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках

В годы Великой Отечественной войны автор этого романа совершил более 200 боевых вылетов на Ил-2 и дважды был удостоен звания Героя Советского Союза. Эта книга достойна войти в золотой фонд военной прозы. Это лучший роман о советских летчиках-штурмовиках.Они на фронте с 22 июня 1941 года. Они начинали воевать на легких бомбардировщиках Су-2, нанося отчаянные удары по наступающим немецким войскам, танковым колоннам, эшелонам, аэродромам, действуя, как правило, без истребительного прикрытия, неся тяжелейшие потери от зенитного огня и атак «мессеров», — немногие экипажи пережили это страшное лето: к осени, когда их наконец вывели в тыл на переформирование, от полка осталось меньше эскадрильи… В начале 42-го, переучившись на новые штурмовики Ил-2, они возвращаются на фронт, чтобы рассчитаться за былые поражения и погибших друзей. Они прошли испытание огнем и «стали на крыло». Они вернут советской авиации господство в воздухе. Их «илы» станут для немцев «черной смертью»!

Михаил Петрович Одинцов

Проза / Проза о войне / Военная проза

Похожие книги