Сгоревший маскарад

Правда, не долго мне удавалось подчинять мои мысли. Подойдя к быку чуть ли не вплотную, пелена неосознанности захлестнула меня и отмела моё зрение прочь от тела. Теперь я был наблюдателем и увиденное поразило меня. Окружение было не открытым пространством, а бойней, огромным комбинатом по переработке мяса. Машины простаивали в бездействии, даже от остановившегося позади поезда более не доносилось гула. Ожидаемый рокот уступал место тишине и в этом умиротворённом затишье, стоило мне чуть утратить контроль над своим фантазмом, я тут же погряз по колено в крови. Не было смрада или невыносимого зловонья, наоборот, в воздухе витал приятный сладостный привкус. Всё сильнее нарастало чувство борьбы, но не со страхом, а с желанием как-бы не приумножить объём этого кровяного бассейна. Ох, до чего же это было невыносимое желание! Кровь представлялась мне чем-то большим, нежели сочетание белых и красных телец; это была сама жизнь, то настоящее существование, когда ты – человек, а не очередной актёр. За всё сновидение, я впервые стал задыхаться, громоздкость моего существа ощущалось до того ригидным, что малейшее телодвижение норовило обернуться падением в омут алых потоков. И, чтобы то ни было, интуиция или простейшая цепь рассуждений, я знал: погрузившись в багровые воды – назад мне уже не вернуться, сон прервётся, и я останусь без ответов. Нет! Нужно понять, что всё это значит. Бойни, бык и этот совращающий порыв к жизни: если и был ответ, то он в том, кто преисполнен этими жизненными силами и речь здесь не обо мне, – куда тут мне, страждущей душонке! – а о той звериной диковинке, прельщённой животной силой и всё не отводящей взора с моего крохотного тельца.

Даже будучи отстранённым от действия, усилием воли мне удавалось сподвигать тело на один-два сантиметра вперёд. Это трудно описываемое состояние, когда твой взгляд смотрит как-бы в двух перспективах; твоё тело пробивает на судороги, но в то же время, ты не ощущаешь всё телесное как своё собственное; веление на поднятие руки обуревает сотни сомнений, она не знает, кому из голосов подчиниться, но словно бы, ещё не утратив связь с истинным хозяином, каждое сухожилие, пальцы и кисть повинуются моим слабым мольбам, просящих только об одном: «Дотянись, прошу тебя, всего одно прикосновение, но оно обязано всё решить!» И вот она – кульминация. До чего же я гордо себя чувствовал, когда рука достигла своей цели.

На миг, и без того спокойная атмосфера наполнилась каким-то дополнительным умиротворением. Это напоминало момент, когда кажется, что лучше и быть уже не может, а как оказывается, ещё как может. Такое же чувство полнило меня в соприкосновении с бычьим образом. Но сон подобен природе и если образуется тишь, нужно всегда помнить, что это предвестник бури. Возможность смотреть раздвоено исчезает; теперь я снова видел только одним воплощением, тем, которое пребывает в качестве зрителя. Присмотревшись к происходящему снизу, мне так и захотелось крикнуть: «Дурак, разве тебе мало того, что ты и так по колено в крови?! Откуда эта ненасытность, откуда это невежественное желание большего?», но что-то меня остановило. В глубине души я понимал, что мне это коим-то образом, но нужно, не сама кровь, а тот ритуал, произведённый моим телом без сознания. В кисти у меня был перст хирурга, а рука, с определёнными интервалами, вновь и вновь заносилась над несчастным зверем, разрывая его плоть, измельчая его внутренности, увеличивая в размерах всеобъемлющую кровяную клоаку. Теперь уже не по колено, а, буквально, с ног до головы, я был разрисован кровавым раскрасом. Заодно и стало понятно, то, почему я потерял видимость в одной из перспектив, что даже к лучшему; навряд ли кому-то захотелось смотреть на всё через призму алого оттенка, особенно зная природу его происхождения. И каким-бы замутнённым не был мой взор, одну деталь я всё же сумел уловить. Среди вываленных наружу кишок и требухи сиятельным переливом виднелось какое-то тавро. Постаравшись чётче разглядеть метку, усилия мои благополучно провалились, так как попавшая на глаза кровь не просто застыла румяной коркой, а создала эффект, будто я смотрю через неустанно льющийся водопад.

Насилие над диким зверем не было чем-то кощунственным, напротив, в совершённом акте было что-то сакральное. Происходящее походило на нечто вроде ритуала, принесения жертвы чему-то абсолютному, дабы это нечто божественное наконец вняло моим просьбам. Но если кровожадное убийство – это единственный путь достучаться до небес, то на кой чёрт идти на такие изуверства? Если и была суть в кровавой жертве, то разве мало тех рек, что простирались здесь ещё до моего прихода? Разве недостаточно персон я сменил, разве не заслужил я обретение мира?..