Сговор остолопов

— Чо ты мелешь? Продай мне одну «горячую собаку». Я жрать хочу. Я еще не обедал.

— Нет! — завопил Игнациус так неистово, что прохожие замедлили шаг. — А теперь сокройтесь от меня, пока я не переехал вас этим транспортным средством.

Джордж потянул на себя крышку отсека с булочками и сказал:

— Эй, а у тебя их тут целая куча. Сделай мне сосиску.

— На помощь! — заорал Игнациус, неожиданно вспомнив предостережения старика насчет грабителей. — Тут крадут мои булочки! Полиция!

Он сдал тележкой назад и протаранил ею промежность Джорджа.

— А-ай! Смотри, куда едешь, псих!

— Помогите! Грабят!

— Заткнись ты, Христа ради, — произнес Джордж и захлопнул крышку. — Тебя запереть надо, придурок, соображаешь?

— Что? — возопил Игнациус. — Это еще что за дерзость?

— Здоровый чокнутый придурок, — прорычал Джордж еще громче и попятился, пригнувшись, а подковки на его каблуках царапали тротуар. — Больно надо жрать то, что ты лапал своими придурочными граблями.

— Как смеете вы непристойно орать на меня? Схватите кто-нибудь этого мальчишку, — безудержно закричал Игнациус, а Джордж тем временем растворился в толпе уличных пешеходов. — Хоть кто-нибудь хоть сколько-нибудь порядочный — хватайте этого малолетнего преступника. Этого мерзостного малолетку. Где его уважение к старшим? Этого беспризорника нужно сечь розгами, пока он не лишится чувств!

Из группы, собравшейся вокруг колесной сосиски, раздался женский голос:

— Нет, ну какой ужас, а? И откуда только этих киоскеров-собачников берут?

— Бичи. Все они бичи, — ответил ей кто-то.

— А все винище проклятое. Я так думаю, у них всех от пьянства крыша протекает. Таких вообще нельзя на улицу выпускать.

— Моя паранойя совсем от рук отбилась, — осведомился Игнациус у собравшихся, — или вы, монголоиды, в самом деле обо мне говорите?

— Да ну его, — сказал еще кто-то. — Вы только посмотрите, какие у него глаза.

— А что не в порядке с моими глазами? — злобно поинтересовался Игнациус.

— Пошли отсюда.

— Будьте так любезны, — ответил Игнациус. Губы его дрожали. Он приготовил себе еще одну «горячую собаку», чтобы успокоить трепетавшую нервную систему. Трясущимися руками он поднес фут красного пластика в тесте ко рту и пропихнул его внутрь — по паре дюймов зараз. Активным жеванием он разминал пульсировавшие виски. Загрузив в рот последние миллиметры крошек, он почувствовал себя гораздо спокойнее.

Снова схватившись за рукоятки, он толкал тележку вверх по улице Каронделет и косолапо шаркал следом. Верный обещанию обойти весь квартал, он снова свернул на следующем углу и остановился у стертых гранитных стен Зала Галлье, где потребил еще две райские сосиски прежде, чем приступить к последнему отрезку своего путешествия. Завернув за последний угол, Игнациус опять увидел вывеску КОРПОРАЦИЯ «РАЙСКИЕ КИОСКЕРЫ», криво болтавшуюся над тротуаром улицы Пойдрас, и относительно резко припустил рысью, приведшей его, запыхавшегося, в самые ворота гаража.

— На помощь! — жалобно выдохнул он, стукаясь жестяной сосиской о низкий цементный порог гаража.

— Что стряслось, кореш? Мне показалось, ты должен ходить по улице целый час.

— Нам обоим повезло, что я вообще вернулся. Боюсь, они нанесли еще один удар.

— Кто?

— Синдикат. Кем бы они ни были. Почсмотрите на мои руки. — Игнациус сунул обе лапы старику прямо в лицо. — Вся моя нервная система целиком находится на грани восстания против меня из-за того, что я подверг ее такой травме. Игнорируйте меня, если я внезапно впаду в шоковое состояние.

— Да что же, к чертям собачьим, произошло?

— Участник огромного подросткового подполья взял меня приступом на улице Каронделет.

— Тебя что — ограбили? — возбужденно спросил старик.

— И прегрубо. Огромный и ржавый пистолет разместили прямо у моих висков. На самом деле — прижали непосредственно к точке давления, что повлекло за собой остановку кровообращения с левой стороны головы на довольно продолжительное время.

— На улице Каронделет средь бела дня? И никто его не остановил?

— Разумеется, никто его не остановил. Народ поощряет такие действа. Вероятно. Он получает некое удовольствие от зрелища публично унижаемого, несчастного, выбивающегося в люди киоскера. Вероятно, они уважают предприимчивость мальчишки.

— Как он выглядел?

— Как тысяча других подобных отроков. Прыщи, помпадур, аденоиды — стандартная подростковая экипировка. Могла быть и какая-нибудь особая примета, вроде родимого пятна или слабого колена. Припомнить я, на самом деле, не в состоянии. После того, как пистолет сунули мне в самую голову, я лишился сознания от недостатка кровообращения в мозгу и страха. Пока я лежал на тротуаре бесчувственной кучей, негодяй, очевидно, перетряхнул всю тележку.

— Сколько денег он забрал?

— Денег? Никаких денег украдено не было. В конце концов, денег для грабежа не оказалось, поскольку мне не удалось продать ни одного вашего деликатеса. Он украл «горячие собаки». Вот. Тем не менее, забрал он, очевидно, не все. Когда я пришел в себя, я проверил содержимое тележки. Там, наверное, осталась одна или две.

— Я никогда не слыхал ни о чем подобном.