Сгусток Отроков

Единственным серьезным отличием от моих туманных воспоминаний является отсутствие иных плотов с парочками и тройками от других поселений. Сколько из них так и остались похоронены в водах где-то у плотины? И где те, кто перебрался… Непонятно. Хотя, если судить по тому, что вышли в плавание на заре с интервалами в отправке, а сейчас палящий полдень, перегревающий голову, то весь психоз произошедшего пути мог затянуться на часы… Сколько мы провалялись без сознания там? Сколько времени отходили? Сколько людей так и не отошло на иных плотах? И сколько уплыли далеко вперед? Загадка. Но теперь наш плот в гордом одиночестве под аккомпанемент природы безмятежно покоряет спокойные воды.

— Нэл, слушай, о том, что у низа воронки и Джорджи…

Касание Крис до уха холодное. Аж пробрало от неожиданности, вздрогнул. Но — это прохлада приятная, нежное. Головной убор в виде банданы не сильно спасает, а духота сегодня невыносимая.

Лучше спрошу прямо, не ходя вокруг да около. То, что мне привиделось — может, и не правда, а лишь фантазия моего больного воображения, умозаключений и логики.

— Он твой отец?

— Не знаю. Возможно. Я…

— Как можно не знать? И почему молчала?

— Послушай, у него целый гарем девчонок. Дурных девчонок. И эти девчонки — не только его. Ими пользуются… Многие.

— Тайну раскрыла.

— И у многих рождаются дети. Уже очень давно.

— Я думал, ты своих родителей не знаешь, и тебя подобрали где-то в переулках, как и всех остальных детей…

— Ты серьезно? Ты думал?

— Думал. Юношеский инфантилизм и поверхностность во мне походу еще не испарились.

— Сложные слова. Нэл, я же просила, когда нет необходимости — упрощать.

— Сложно. Все в жизни сложно. Любимка, учись справляться — дальше легче не станет.

Кристина облокотилась ко мне на грудь.

— Угу.

— Так, по-твоему — ты его дочь, верно?

— Возможно. Он ко всем девочкам, по сути, относится как к дочерям. Даже к тем, с которыми спит.

— Мразь.

— Его дом, его правила… Всех кормит, поит, содержит…

— И насилует.

— По большей части — никто и не против. Не назвала бы это насилием.

Шаткая дрожь пробрала кожу и кости.

— Дети, Кристина… Ты была ребенком.

— Меня он не трогал. Остальные… Улыбались.

— Сестры?

— Не факт… Все очень сложно.

— Я же говорил — жизнь сложная штука.

— Матери не знаю, но судя по всему, к ней у Джорджи чувства все-таки были, и…

— Хорошо, будем считать: ты его дочь. Понимаю, почему пыталась забыть эту возможность. Про Кайла знала?

— Кайл… Сейчас понимаю: возможно, и видела его пару раз. Но это — так давно, и он…

— Изменился?

— Ну… да.

— С возрастом все меняются.

— Это точно. Дело в другом. Я тогда еще соображала по дупости.

— Дурности. Или тупости Крис. Одно из двух.

— Шмупости, Нэл! Девочек — было много. Парней — не меньше. Этот кобель Джорджи имел все, что движется! По-твоему всех упомнить должна⁈

— Обо мне ругаетесь?

Кайл присел рядом с нами на краю плота, несущегося вниз по течению. Обветренное и загорелое лицо с глубокими морщинами, свидетельствующими о пережитых невзгодах. Густые черные волосы, отросшие до плеч, обрамляют волевое лицо с пронзительными карими глазами.

Только сейчас дошло — одет он довольно подготовлено и знатно для «простого выживальщика». На первый взгляд — классический бомж постапока, но в этом лоскутном одеяле из обрывков и найденных предметов — нечто большее. Кайл не переодевался в удобную, предложенную ему одежду Бахчисарая. Так и оставался в своем. Лишь стирал вручную, чтобы не пахло. Грубая кожаная куртка, судя по шевронам изначально принадлежавшая солдату, прекрасно защитит от суровых условий, а штаны, сшитые из мешковины, обеспечат практичность и мобильность. На ногах — крепкие кожаные сапоги со стертыми подошвами.

— Или мне послышалось мое имя?

— Не послышалось. Обсуждаем, брат ли и сестра вы с Крис.

— Возможно…

— Во, гляди, Кристин! Точно братец, так же отвечает!

— Ну и ладно… Кайл, почему ничего нам не сказал?

— А должен был? Никто не спрашивал.

— Отец не задавал вопросов? Антон?

— Нет. Привели тогда, до колик довели, в соляную посадили. Никаких лишних вопросов не задавали…

— Давай без лишних слов.

А вот и Хиро подскочил. Значит все мои вопросы к этим тремя решатся еще до того, как окончательно пересечем окрестности Бахчисарая, мимо которых сейчас и петляет река Кача.

Оливковые и виноградные плантации, орошаемые ботами… Вот их вижу впервые. От любопытного взгляда защищены не хилым таким забором. Обрабатывают, собирают, увозят куда-то в люки у железных стен. Забавно. Жил почти двадцать лет здесь, а об этом месте и не догадывался. И о многих других.

Горные ландшафты с отвесными скалами и известняковыми образованиями, принимающие причудливые формы, вырезанные веками эрозии. Нетронутые густые леса из высоких дубов, стройных буков и раскидистых грабов сплетаются своими ветвями, образуя зеленый полог над головой. В прохладной тени деревьев поют птицы, создавая мелодичный аккомпанемент нашему сплаву.