Шабашка Глеба Богдышева

- Ты это... ты не это...- Глеб замялся под ее взглядом.- Давай я тебе их вставлю... А эти выкинь. Глеб осторожно продел сережку в мочку и подул.

- Чего дуешь?- Зинка засмеялась.- Они давно зажили.

 Глеб застегнул вторую сережку. Зинка схватилась руками за уши и подскочила к зеркалу.

- Взятка!

- Ага,- согласился Глеб.

- Взятка так взятка. Зато красиво!.. Ужинать будешь?- Зинка ушла на кухню и вернулась с кастрюлей в руках.- Ваське скажи: как просил, заказала билеты. Купе.

- Купе-то зачем, я ж у тебя остаюсь?.. Зинка застыла посреди комнаты с кастрюлей.

- На! На журнал ставь!- Глеб схватил с комода "Технику молодежи", положил на клеенку.

 Зинка поставила кастрюлю на журнал, полотенце, которым прихватила кастрюлю, кинула на тахту.

- Ты что, со мной жить хочешь?

- Ага.

- А дети?

- Подружусь... Мы и так с Саней временно...

- Вот именно "временно"...- Зинка тяжело вздохнула и сняла с кастрюли крышку.

- Ты покушай, я посижу,- сказал Глеб. Зинка положила себе и молча стала есть, уставившись в тарелку.

- Ты ведь меня не любишь...

- Почему это не люблю? Полюблю... Ты женщина содержательная.

 ~ Откуда ты знаешь?

- А чего тут знать, и так все видно...

- В Москве-то баб много...- непонятно зачем сказала Зинка.-^

- Навалом,- согласился Глеб.- Еще больше будет: тебя туда привезу.

- Глеб...- сказала Зинка и заплакала.

- А чего ты плачешь-то понапрасну? Я тебе ничего плохого не сказал... Хочешь, здесь поживем слегка, хочешь, туда сразу,-как хочешь... Я за тобой глядел: ты все по строительству знаешь-можешь, там таких баб мало... У меня связи по отцу еще остались... Устрою. Чего плакать...

- Я думала: ты тогда- просто так... Помнишь, в коровнике...

- Да я сроду над людьми не шутил; говорить- так всерьез, а так- лучше и не говорить вовсе...

- А родня?

- Чего родня? Мать ни при чем, сестра..,

- Помню, помню, говорил уже...- Зинка схватилась за голову.

- Чего, голова?

- Да нет... А у тебя в Москве...-она замялась,- есть кто-нибудь?

- В смысле баб, что ли? Есть, Лидия Васильевна.- Глеб махнул рукой и подумал: "Жалко, Лидку не посадили..."- Зин, я уже старый, мне утомительно так-то, без толку... Это кто?- Глеб, чтобы сменить тему, взял с серванта фотографию.

- Я- "кто", не похожа?

- Шевеленая...

- Чего?

- Шевеленая, говорю... когда перед объективом дергаются.

- А-а-а, тебя и не поймешь...

- И не много потеряешь...

- Почему, Глебушка?- Зинка подошла сзади и стояла так, не зная, что делать: то ли обнять, то ли погладить.- Почему, Глеб?

- Потому что умное мною уже отговорено,- как стих сказал он.- Все умное- до тридцати пяти, потом фильм прервался, аут, как Васька говорит.

- Ну что ты несешь!.. Он обернулся.

- Опять плачешь... Чего ты? Все ж хорошо...- он погладил ее по волосам,- ты спрашиваешь- я отвечаю...

- Не говори так...

- Ну не буду, делов-то...

 Зинка села на тахту плакать дальше.

- Зиночка, ну чего реве... плачешь? Ты побудь пока: я ребятам скажу, чтобы не искали, и-к тебе... Если хочешь, конечно.

- Хочу,- всхлипнула Зинка и высморкалась в лежавшее на тахте полотенце.- Сразу приходи.

 Светало. Наверху шумели... Кусок потолочной штукатурки не выдержал студенческого волнения и рухнул на пустой Глебов тюфяк.

- А где Глеб?- проснулся Васька.

- У дамы,- ответил Билов. Пока они обсуждали Глеба, к интернату подкатил грузовик. В кузове на кошме сидел Глеб и держал на руках связанного барана.

- Чего ты к нему пристал?- крикнул в окно Васька.- Положи.

- Украдут, не дай бог! По-быстрому давайте! По дороге на Сары-су, где назначена была отвальная, Тимербая, шофера, тормознули пастухи. Верблюд увяз, перевел Тимербай, просят машиной потащить, араки, водки, дадут.

 Васька заскрипел было, но понял, что придется сжалиться, и грузовик свернул за конными.

 Верблюд сидел в солончаке и не волновался. Попробовали его машиной тащить: доски под него запихивали, а трос, укутанный кошмой, заводили верблюду под зад. Ничего не получалось, два часа промесили грязь, а верблюд только глубже топ.

 И морду ему брезентом замотали, чтоб не волновался,- все без толку: верблюд, по брюхо сидя в солончаковой грязи, высокомерно отворачивал горбоносую голову и не помогал копошащимся вокруг него людям. Билов начал рассказывать, как его отец вытаскивал однажды верблюда, но слушать его никто не стал. Казахи плюнули и поехали за ружьем- верблюда пристрелить, а то ночью волки задерут. Глеб просился остаться постеречь верблюда от волков, а с утра по новой попробовать-трактором, но Васька чуть не за шиворот затащил его в кузов.

 На берегу Сары-су, мутной речонки, Тимербай выкинул их и пообещал забрать завтра в это же время. "Гулять" отправились на островок. Туда же натащили сушняка- берега речки густо поросли кустарником. Барана Билов перенес на плечах. Баран орал, предчувствуя скорый конец. Пока натягивали брезент от солнца, разводили костер, Билов зарезал барана, ободрал его, промыл, натер солью с перцем, нашпиговал чесноком и целиком насадил на толстую рифленую арматурину с загогулиной на конце. И прихватил для крепости проволокой, чтобы баран не пробуксовывал.