Шаг до любви

— Бать, всё нормально? — вот о ком совершенно забыл, так это о сыне. Тот если и не дома уже должен быть после дежурства, так уж точно, не в его палате. — Я могу чем-то помочь? — продолжал Дмитрий, закрывая за собой дверь.

О том, что отец еще в клинике, узнал почти случайно. Каким-то образом Антону Александровичу удалось уговорить Константинова-старшего на еще один, как он выразился, контрольный осмотр. Ничего нового выявлено не было. Усталость. Главное лекарство — хороший отдых, спокойный сон, никаких нервных встрясок и перегрузок.

— Как сказать… — задумчиво посмотрев на телефон в своих руках, Константинов, глянув на сына, словно очнувшись, отрицательно качнул головой, вслух обронив, — Да нет. Сам разберусь.

Сам разберется. Вот только — как? Разобраться можно было в одном случае — личная встреча. С точным адресом проблема, но не глобальная. При желании — узнать всегда можно. Проблема была в другом. Вырваться не получалось. Слишком жесткими рамками был ограничен в настоящий момент времени. В завершающей стадии находилась последняя работа этого года. И на экраны выйти она должна была в точно оговоренный срок. В противном случае ждала серьезная неустойка, таковы условия заказчика. А, учитывая, что с месяц назад их снова «тряхнул» незначительный очередной коронавирусный локдаун и съемки были слегка сдвинуты…

Да и режиссером-постановщиком была дама с характером, не Арциховский. Если он просто сорвется и улетит… Хотя ему и нужно-то всего полтора дня — от силы — два. Туда-обратно и для решения проблемы…

— Бать, подожди, — Димка остановил отца, когда тот уже, прихватив дорожную сумку, направился из палаты. — Только на чистоту: до своей гостьи дозвониться не можешь?

Ему предлагали поговорить откровенно… Вот только не планировал он сегодня, да и вообще, в обозримом будущем, откровенничать. Его личная жизнь не касалась никого. Даже — сына. А сына, в свете произошедших событий, тем более!

— С чего ты взял?

Сухо прозвучавший вопрос ясно давал понять: продолжать не стоит. И в этом был весь Константинов. Вот уж кто, действительно, был максимально закрыт.

— Ты без конца кого-то набираешь, вчера еще заметил, — признался Дмитрий, при этом внимательно наблюдая за отцом. — А там принципиально трубку не снимают.

Сперва думал — показалось. Но наблюдения показали — нет. А вот как вызвать отца на разговор, не имел ни малейшего представления. О своей личной жизни Алексей Константинов никогда не распространялся. Даже с самыми близкими людьми. И сейчас…

— Дима, а можно, я со своей жизнью как-нибудь сам…

Ничего не менялось. Дмитрий, глубоко вдохнув, очень медленно выдохнул. Вот сейчас было главное не сорваться. Новый виток конфликта не нужен ни одному из них. Учитывая же настрой самого Константинова…

— Это… — на мгновение задумавшись, всё же спросил, — Она была? — упорное нежелание отца идти в данном вопросе на контакт начинало слегка раздражать. — Та, из летнего отдыха? Твоя курортная дружба?

Поставив на стул сумку, Алексей долго задумчиво, можно даже сказать — изучающе смотрел на сына. С какой целью тот задавал вопросы? Одной его выходки оказалось более, чем достаточно… Разгрестись бы…

— Какая тебе разница… — спросил он, наконец.

А вопрос прозвучал непривычно сухо. Вот таким тоном разговаривать с сыновьями себе никогда не позволял. Даже, когда те (особенно — старший со своим характером) умудрялись в чем-либо провиниться. Всегда пытался докопаться до причины и услышать внятное объяснение тому или иному проступку. Сейчас же…

— Еще раз спрашиваю: ты ей пытаешься дозвониться? — настойчиво повторил свой вопрос Дмитрий. Пожалуй, впервые у них с отцом не получалось разговора. Вообще — никакого. Тот упорно отказывался идти на контакт. Никогда не думал, что однажды дойдут до подобного противостояния с упрямством одного из них.

— Еще раз повторяю: не думаю, что тебя это касается.

Как говорится: вот и поговорили. Только младший Константинов очень сильно сомневался, что отцу такое завершение разговора пойдет на пользу. Самого себя, действительно, может накрутить до сердечного приступа. Причем — до серьезного сердечного приступа. А виноватым, ожидаемо, будет чувствовать себя он!