— Циничный ублюдок, — процедила она сквозь зубы, — на кой черт я вообще трачу с тобой время? Я сама найду выход. А ты — делай что хочешь.
Кира развернулась и пошла прочь.
— Ну и проваливай! Не очень-то ты и нужна, — он самодовольно хмыкнул. — Я и без тебя управлюсь.
Посмотрев ей вслед, он повернулся в другую сторону и пошел вперед.
Вот уже четвертый час он пытался дойти до стенки куба, но у него никак не получалось сократить дистанцию. Нет, стенка, до которой он хотел дойти, вовсе не отдалялась от него по мере продвижения вперед. Она просто не приближалась. Как будто он шел по гигантской беговой дорожке, запущенной на скорости его шага. Усталости он по-прежнему не чувствовал — лишь с тупым упорством продолжал передвигать ногами, ни о чем не думая. Думать здесь вредно, — так он для себя решил. И не думал. Во всяком случае, старался этого не делать, сохраняя голову пустой и незаполненной всевозможными вопросами. Если задавать себе вопросы об этом месте… этих местах… то рано или поздно можно просто свихнуться от окружающей алогичности и хаоса. Теперь Павел был твердо уверен: надо было остаться на корабле. Пусть там были эти чертовы мутанты, какой-то больной электронный придурок и кислотные дожди… но там, по крайней мере, все было просто и понятно. Он смотрел вперед, по сторонам. Вокруг по-прежнему была эта глупая мебель и бумажная еда. В попытке отвлечь себя он пробовал жевать ее, однако вкуса, даже бумаги, не почувствовал. Да. Ни вкуса, ни запаха, ни звуков — здесь не было ничего из этого, лишь давящая, ощущаемая почти физически пустота. Единственными звуками здесь было его дыхание и еле слышное шарканье ботинок по бетонной поверхности.
Проходя мимо очередного стола, Паша смахнул с него стопку чистых тарелок. Они рухнули на пол с каким-то глухим, неестественным стуком, будто опасаясь нарушить пустую, незаполненную тишину. Они не разбились — так и остались лежать целы-целехоньки. На вид и не скажешь, что они чем-то отличаются от нормальных: поблескивают себе на свету (который здесь исходил отовсюду, не имея прямых источников), молчаливо так ждут. А потрогаешь — самый обыкновенный картон. Как и все остальное вокруг.
Мир из бумаги, — подумал Павел. — Спички были бы здесь явно вне закона.
Оставив тарелки далеко позади, он продолжал плестись дальше. Мимо него проплывали все те же тумбочки, шкафы и столы. Он уже давно заметил, что все они в большинстве своем были одинаковыми, точно копии друг друга. Это однообразие действовало на нервы. И хоть физической усталости Павел не чувствовал, равно как голода или жажды, он испытывал усталость эмоциональную. Утомленный разум все дальше продвигался к тому состоянию, когда он будет готов отойти в сторону, дав волю непредсказуемым последствиям. Гонимые прочь мысли забирались в самую глубину, погружались в темные закоулки сознания, откуда изредка доставали колючими прутьями, усугубляя и без того плачевное состояние. Все окружение навевало мысли о том, что он провалился в вымышленную реальность, попал внутрь какой-то идиотской компьютерной игры, полной ошибок и недочетов. Или же он попал на самопальный уровень, созданный каким-нибудь подростком, впервые взявшимся за игровой редактор.
Откуда-то донесся глухой удар. Павел остановился и прислушался. Огляделся. Здесь было много шкафов. Гораздо больше, чем он видел ранее. Старые, потрепанные временем, они являли собой жалкое и унылое зрелище. Казалось, кто-то изрядно постарался, колошматя их чем попадалось под руку. Удар раздался снова, и Павел успел заметить, как один из шкафов слабо дрогнул. Осторожно ступая, он неслышно пошел к этому шкафу. Подойдя почти вплотную, он остановился. Кто-то изнутри снова ударил по дверце. Павел тихо достал из кобуры пистолет и снял с предохранителя. Свободной рукой он потянулся к дверце, взялся за ручку и открыл ее, держа под прицелом возможного гостя.
Из тесного пространства шкафа вывалился тощий человек в одних драных подштанниках и рухнул на пол. Его худоба имела явно нездоровый вид: выпирающие через кожу кости создавали впечатление, будто у него напрочь отсутствовала жировая и мышечная ткань. Он больше походил на скелет обтянутый дряблой мертвенно-бледной кожей, чем на живого человека. Его горящие глаза уставились на Павла, и он прохрипел что-то неразборчивое.
— Твою мать… — прошептал Павел с отвращением, продолжая держать "шкафного выходца" на мушке. — Господи Иисусе, да что с тобой случилось?
Выходец опять прохрипел и потянул к нему костлявые руки.
— Сгинь на хрен! — выкрикнул Павел и выстрелил тому в голову. Крови не было. Просто в черепе несчастного появилось небольшое отверстие, которое на его поведении никак не отразилось. — Не сдох?.. Что же… как так?
Труп продолжал на него смотреть и тянуть руки. Павел выстрелил еще раз. Опять никакого эффекта.
— Да что же это… — прошептал он, — к черту. К черту!