Читаем Шаг в сторону полностью

"Зачем же договор, если ты не веришь в успех нашего общего дела, Тедди?" - спросил я, весь дрожа. "Что делать? Я тоже не без странностей. Я не могу не помогать людям. Без меня ты просто пропадешь. Ты прочел договор?" "Зачем? Я тебе верю. Я все равно ничего не понимаю в местных реалиях. Я уверен, что ты меня не подведешь..." "Ну, и умничка. Сейчас мы едем к моему адвокату, ты там все подписываешь и начинаешь работать..." "Так ты хоть немного веришь в шагайку?" "Заладил - верю, не верю... Я верю только в чеки, выписанные на мое имя. Чем больше проставленная там сумма, тем больше я верю в любую идею, породившую этот чек. Когда твоя шагайка подарит мне чек, на котором написано хотя бы "один доллар", я тебе поверю. Ровно на один доллар. А пока, повторяю, ты имеешь дело с таким же идиотом-альтруистом, как ты сам идиот-изобретатель этого дурацкого агрегата... Но в мире не перевелись дураки и кроме нас двоих. Попробуй их убедить дать на шагайку деньги. Убедишь - я тебе положу зарплату. А не убедишь - живи пока минимум год на стипендию Шапиро. Ты все понял? Тогда, не теряя времени, к адвокату."

***

"И это ты подписал?! - кричал на иврите "доброволец" Эвен - импозантный старик-сабра - уроженец Израиля. Такие пенсионеры нашли себя в первые годы массовой иммиграции евреев из Союза в деле бескорыстной им помощи и защиты от неизбежных стрессов. - Ты не читал этот текст на иврите?" "Откуда? Ты же видишь, как он говорит, - едва успевала переводить старушка-соседка, почти забывшая русский, выученный некогда в польской школе. - Он был ознакомлен только с переводом." "Твой "благодетель" - диктатор! - бушевал мар Эвен. Явсю жизнь искал и находил воду в пустыне. Я умею отличать чистый источник от грязи. Это самый грабительский документ, который я когда-либо видел. Тебе следует его немедленно расторгнуть. Я сам поеду с тобой к адвокату Миндлина, который, естественно, с ним заодно!" "Но на что я буду жить?" "Проживем как-нибудь, - кричала Марьяна. - Лучше умереть с голоду, чем дарить все твое интеллектуальное имущество этому проходимцу!" "Он не жулик, - отбивался я. Он человек нашего круга, бывший ленинградский, а ныне видный израильский ученый-биолог, профессор. Наверное, иначе составить такой документ было бы просто невозможно..." "Я тоже кое-что понимаю в израильских реалиях, горячо возражал Эвен. - Поэтому я - защитник "русских". Этот договорэлементарный грабеж!" "Прости, мар Эвен, но я не стану ничего расторгать..." "Пойми, тебя просто ограбили." "Мне будут минимум год платить зарплату. Я придумаю за это время десяток шагаек!" "По договору все, что ты уже придумал и когда-либо придумаешь, принадлежит Миндлину..." "С моей долей от полученных прибылей от реализации проектов, верно?" "...если реализация будет. А это теперь от тебя никак не зависит. Только от Миндлина. А человек, составивший такой договор, всегда найдет способ тебя обойти и при внедрении твоих проектов!" "Вы говорите о будущем, - возражал я, - а жить мне не на что сегодня, сейчас. Мы на дне. Как бы ни сложилась моя судьба, как бы ни поступил со мной Тедди в будущем, никому, ни одному человеку в Израиле, я никогда не буду так благодарен, как этому диктатору!.." "Ты убьешь его душу, - едва перевела полька непонятную мысль Эвена. - Как только Тедди тебя, честного и доверчивого, обманет и ограбит, он же тебя же так возненавидит... А от этого до гибели души обманщика один шаг. Тебе следует спасти его и расторгнуть договор!" "Если это так, - резонно заметила Марьяна, - то нам следует, напротив, договор сохранить. Еще нехватало! О душе мошенника заботиться..." "Убивая чужую душу, - гнул свое честный сабра, - невозможно сохранить свою..."

"Душа вторична, - с восхищавшим меня тогда восторженным цинизмом возразил я, - когда речь идет о средствах к существованию! Сегодня мне на все плевать, кроме заработка достойным трудом. Можно подумать, что бесчисленные проходимцы заботятся о каких-то душах. А наличных у них сколько угодно!" "Их власть и благополучие только кажущиеся, - возражал Эвен. - На самом деле души грешников уже на земле не знают покоя. Им всегда страшно..."

5.

Страшно стало мне, когда я увидел, с кем ждет меня Ира у дверей ресторана.

Вкрадчивая сдержанность плотного молодого незнакомца, его настороженный жестокий взгляд и плавные движения сразу оживили опасения, которые вроде бы пока не оправдались в Сибири - мафия, бандитизм, похищения... Да еще эта седая девушка с ним рядом со своими мертвыми глазами и трагической судьбой!

"Анатолий, - парализовал меня зловещим оскалом грозный малый. С такой милой улыбочкой его экранные двойники не спеша приковывают свою жертву к батарее наручниками перед тем, как воткнуть нож в ее шею. - Коль скоро вы уже приняли под свое крыло Ирочку, Марк Борисович, то она позволила себе рекомендовать вам в экипаж вашей шагайки и меня."

"С Толей мы знакомы еще с Кавказа, - лицо Ирины словно каменело, когда она произносила зловещее слово. - Именно он и сплавил моих мучителей вниз по Тереку."

"Как это... сплавил?"

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза