– Нет, но на вашем маршруте. Мне бы найти ту «Газель», поговорить с водителем…
– Сочувствую: если ты, красавица, что-то потеряла в салоне, пассажиры твое добро сразу к рукам прибрали, это точняк. Водитель тебе ничем не поможет, поверь мне.
– В том-то и дело, что я сидела не в салоне, а рядом с водителем. Да и вещь такая, что она никому, кроме меня, не нужна…
– Ну, а от меня-то ты, красавица, что хочешь? – Кавказец уставился на меня абсолютно непонимающим взглядом.
– Помогите мне, пожалуйста, найти того водителя! – И я подкрепила свою просьбу очередной обаятельной улыбкой.
– Ладно. Почему не помочь красивой девушке? Ну и как он выглядел? – спросил мой собеседник.
– Лет двадцать пять – двадцать семь, среднего роста, нормального телосложения, волосы светлые, – перечислила я приметы.
– Не знаю такого, – покачал головой кавказец. – Может, он с другого маршрута? Иногда в час пик к нам с восемьдесят второго или сто пятого машины перебрасывают. Я там почти никого в лицо не знаю. Люди часто меняются.
– Скажите…
– Извини, у меня график, – водитель кивнул мне, закрыл окошко и газанул с места.
Скорее всего, он понял, о ком идет речь, но решил выгородить своего коллегу из соображений корпоративной солидарности. Мне ничего не оставалось, как сесть в свою машину и поехать домой. По дороге я невольно обращала внимание на водителей всех маршрутных такси. За рулем сто пятой маршрутки, ехавшей мне навстречу, сидел белобрысый парень. На всякий случай я запомнила ее номер. Водитель следующей маршрутной «Газели» тоже был блондином лет двадцати пяти. Может, кавказец вовсе и не обманул меня? Вдруг тетя Даша ехала к железнодорожному вокзалу в час пик, поэтому на пятьдесят четвертом маршруте были «Газели» с менее загруженных направлений? Как бы то ни было, но единственная зацепка ускользнула из моих рук. Я поняла, что найти человека, для которого Лычагова оформляла на свое имя симку, будет непросто. Хотя не так уж это и невозможно.
Я ехала домой, стараясь не думать о деле. Самое лучшее в тупиковой ситуации – это на какое-то время абстрагироваться от нее, переключиться на что-то совершенно другое. И я переключилась – сначала на дорогу, потом на приготовление ужина, затем на телевизор. В местных новостях по иронии судьбы говорили о том, что пора менять «Газели» на микроавтобусы большей вместимости, и я невольно вернулась к своему нерешенному вопросу. Для начала я позвонила по телефону, с которого кто-то выходил в Интернет, чтобы открыть WEB-страницу, необходимую для связи с потенциальными покупателями золотого футляра для карманного молитвослова. Бесстрастный голос автоответчика сообщил мне, что абонент находится вне зоны действия сети или отключен. Но кто же этот загадочный абонент? Неужели водитель маршрутки? Одно радует – номер был зарегистрирован не на Константина и не на Арину. Впрочем, делать окончательные выводы еще рано. Дети Сергея Федоровича могли взять себе в помощники водителя маршрутного такси. Но почему именно его? Что общего может быть с этим человеком у опера и бизнес-леди? С первого взгляда – ничего.
Мне вспомнилось вчерашнее предсказание гадальных двенадцатигранников о том, что мои действия должны определяться моими же идеями. А мои идеи шли вразрез с мыслями клиента. Я по-прежнему не слишком-то верила, что Константин и Арина замешаны в краже антикварных ценностей из отцовского сейфа.
Сегодня мне довелось познакомиться с дочерью Степанова. Конечно, душкой я ее не назвала бы. А с чего бы ей источать в мой адрес любезность? Молодость у Арины Сергеевны, можно сказать, прошла. Она уже разменяла пятый десяток. Много ли счастья было в ее жизни? Не очень. В двадцать пять она стала вдовой, так и не успев выйти замуж. Арина была беременна, когда ее жених погиб в Чечне, так что ребенка она растила без мужа. Бизнес свой Степанова строила собственными руками, без чьей-либо поддержки. Тут уж ей было не до личной жизни. Когда все более или менее наладилось, ее мать слегла с тяжелой болезнью и через полгода умерла. Любимый человек ее предал… Ладно бы, он просто ушел к другой, так он еще едва не довел ее бизнес до полного разорения… Сегодня я видела глаза уставшей женщины – именно уставшей, а не чувствующей за собой какую-либо вину. Каждый раз перед тем, как зайти к отцу, она мысленно вживалась в другую роль, ей не хотелось показывать больному отцу, что у нее есть какие-то проблемы. А вот Сергей Федорович вдолбил себе в голову, что она виновата, и даже не пытался что-либо разглядеть в ее взгляде. Он попросту отворачивался от дочери.