Шаг вправо, шаг влево: от Америки до Борнео

Нет, никаких иллюзий насчет «благодеяния» мы не питали. Конечно, все они дрессированные. И тотчас направились к себе, чтобы, добравшись до нужного места, нырнуть в точно такую же клетку. Но по крайней мере они могли насладиться кратким мигом свободы не очень длинного перелета: все лучше, чем тесниться на жердочках в забитой собратьями по неволе клетке. Пусть разомнут свои крылышки до возвращения хозяйки.

Чуть дальше – в том месте, где стояло здание музея, устроилась группа иностранцев. Они смотрели на темную стаю птиц, с гомоном круживших над зданием. Мы остановились рядом с ними.

После наперсточного набора птиц в Москве – воробьи – вороны – голуби, голуби – воробьи – вороны – я невольно приготовилась насладиться щедрым щебетом южной страны. Днем особенного изобилия пернатых в городе мы не заметили. Видимо, они оживали к вечеру, когда спадала жара.

– Это летучие мыши, – сказала Ирина.

И в самом деле. Резкие вскрики и сам полет – рывками – отличался от плавных линий перемещения птичьей стаи.

Весь день они висели в укромных нишах музея мумиями забытых рассеянными посетителями зонтиков, но с наступлением вечерней прохлады складные крылья с коротким шорохом расправлялись, и они вылетали наружу. Их пронзительные вскрики зрителей из фильма ужасов кромсали мягкую тишину южной ночи на неровные лоскуты. А я до того вечера почему-то считала, что летучие мыши летают совершенно бесшумно.

– В студенческие годы у меня была встреча с летучей мышью, и тогда я почему-то жутко испугалась.

– Она тоже вот так летала?

– Напротив. Я обнаружила на туалетном сидении что-то черное, непонятное, выскочила и позвала на помощь коменданта. Он подставил палку, мышь, будто дрессированная, перебралась на нее, и он вынес ее наружу. И чего я тогда перепугалась, не знаю.

– А в твои студенческие годы птиц тоже было мало, как и сейчас?

– Не помню.

Позже, уже недели через две, когда мы добрались до побережья Сиануквиля и встретились с Николаем Дорошенко – владельцем ресторана «Снейк-хаус», знатока местной фауны, – он объяснил, почему «здесь птицы не поют, а цветы не пахнут»: «Это у нас, в России, весна короткая, надо спешить. В Камбодже половина деревьев цветет в сухой сезон, а другая – в период дождей. Так что весна – круглый год. Торопиться некуда, нет необходимости. Но в сезон дождей птицы все же поют. И вот тогда становится заметно, как их много».

А пока… пока нам пришлось ограничиться вечерним выступлением перед публикой летучих мышей.

Что касается звукового сопровождения, то его с лихвой восполняло скрипичное стокатто цикад, чмоканье крошечных геккончиков и вопросительно-подбадривающие возгласы геккона покрупнее.

– О’кей? – спрашивал он сам себя и отвечал, – О’кей, о’кей, о’кей!

Как-то сидевший неподалеку от нас кхмер начал считать, сколько раз прозвучит это «о’кей». Оказалось, что если больше семи, то это к удаче. Так что кукушкой в Камбодже работает геккон токи.

Ангкор! Еще Ангкор!

Наши «начинания», которые должны были «закончиться успешно», если верить предсказанию дворника, пока состояли в том, чтобы добраться до храмового комплекса Ангкор – восьмого чуда света, как его неизменно называют. Мы купили билеты на «Ракету», чтобы вкусить все удовольствие от поездки по озеру Тонлесап, которое огромной каплей на зеленом листе лотоса застыло посреди долинной Камбоджи. С этим озером связана легенда о происхождении страны.

Некий пришелец – индийский царевич – увидел прекрасную девушку – дочь Царя Нагов (Змей) – и влюбился в нее. Наг не стал противиться союзу иноземца и дочери. Он выпил всю воду, которая покрывала землю, оставив только озеро Тонлесап, чтобы молодым было где жить и царствовать. От этого союза пошел народ кхмеров.

В отличие от нас, кхмеры не видят ничего зазорного в том, что первым царем страны оказался варяг. Ученые не устраивают диспуты, что на самом деле пришелец никакой не инородец, а самый что ни на есть исконный кхмер. Даже летоисчисление ведется одновременно по солнечному (женскому) календарю и по лунному (мужскому).

– Нынешний король – потомок представителей солнечной династии, если я не ошибаюсь, – заметила Ирина. – Один из наших выпускников проследил родословную, основываясь на официальных данных, и составил генеалогическую таблицу.

Выезжать надо было рано, еще в сумерках. Световой день в Камбодже начинается примерно в шесть утра и заканчивается тоже в шесть вечера. Сразу после захода солнца, как и везде на юге, мягкая глубокая тьма падает как густая кисея, затканная затейливым серебристым узором звезд.

Тектонический сдвиг по времени и температуре еще сказывался, ведь мы встали в час ночи по-московскому. И в первые дни я ощущали себя Вием, только некого было попросить поднять отяжелевшие веки.