Шаг за край

— Э-э, да, — говорю. — Сейчас я себя гораздо лучше чувствую. — И в доказательство этих слов с воодушевлением набрасываюсь на стейк. Еда отменная, но я все равно сыта по горло: Саймон монополизировал Ангел, Натали же хоть и мила, но я слишком не в духе, чтобы щебетать про моды, знаменитостей или рекламу, а глядя правде в глаза, сегодня в разговоре я ни о чем другом и подумать не могу. Тигра сидит на другом конце стола, выглядит она свирепо и необыкновенно, мы с ней хотя и не говорили, но она ловит мой взгляд, и я понимаю, что Саймон с ней тайком поделился: обращенная ко мне ее улыбка полна такой доброты, какой я в ней и не подозревала. Потом Ангел оборачивается ко мне, и я вижу, как смущена она вниманием Саймона, как не хочет меня расстраивать, вот и шепчет:

— Я в туалет, ты пойдешь?

Знаю, что это обычно означает, и отрицательно качаю головой: я все еще остаюсь сильной ради своего маленького мальчика, хотя в данном случае он никогда этого не узнает, я никогда не смогу вернуться к нему. Ангел встает и идет одна. И ведь вот получается: она маленькая, а, пока идет по залу, все ее замечают, — может, тут дело в том, как она идет, еще она напоминает мне Рут, свою мать.

Саймон склоняется над столом, чтобы поговорить со мной:

— Как себя чувствуете, Кэт? Я так переживал за вас.

— Сейчас мне лучше, — говорю, хотя ощущение отрешенности еще не совсем ушло. — Вы, похоже, поладили с Ангел.

— Она роскошна, — признается Саймон. — И, в любом случае, вам я не достанусь.

Тут я посмотрела на него и заметила в его глазах страстное желание, не меня и не Ангел, коли на то пошло, но просто — любви, подлинной всепобеждающей любви, в которой отдающий обретает, как у меня когда–то было с мужем, до того как Кэролайн (или то была я?) разрушила ее. Я взяла его за руку.

— Саймон, мне так жаль того, что произошло недавно, обещаю, что такого больше не случится. Надеюсь, я не испортила ваш лучший костюм, а чистку его я, конечно же, оплачу.

Саймон не обращает внимания на мою попытку пошутить. Он едва не пронзает меня взглядом.

— Вы ведь готовы были доверить мне свою тайну тогда, ведь так, Кэт? В чем она? Вы по–прежнему можете со мной поделиться. Уверен, я сумею помочь.

Тогда я печально гляжу на него: насколько я понимаю, помочь он не в силах, никто не в силах, — а еще я понимаю, что отошла от края, это принадлежит моей прошлой жизни, и теперь, пока я жива, я никогда не расскажу об этом.

37

После первых трех–четырех месяцев жизни с Энтони в жизни Ангел многое стало меняться. Он стал водить ее на обеды с клиентами, представляя: «мой маленький кокни-Ангел»[23], — и, хотя она считала такой титул малость неуважительным, все же не относилась к нему серьезно, была уверена, что Энтони произносит его ласкательно. Она скромно сидела с его гостями в шикарных ресторанах и смеялась (всегда кстати и где нужно), запрокидывая свою хорошенькую головку, открывая свою точеную шею, зная, как это воздействует на таких мужчин: в конце концов, она к такому привыкла. В один из вечеров, когда Энтони отлучился поговорить по телефону, Ангел из разговора остальных поняла, что в бизнесе Энтони не все так усыпано розами, а потому спросила его об этом, когда они вернулись домой.

— Ты что, блин, имеешь в виду? — насупился он.

— Э-э, ну, Ричард говорил, что обеспокоен сделкой с Фитцроем, мне просто интересно, что он этим хотел сказать?

— А какое, блин, отношение это имеет к тебе?

Ангел решила, что двух «блинов» достаточно. Она встала во весь свой рост, во все свои пять футов и два дюйма[24], и сказала:

— Не надо со мной так разговаривать. Кто ты, по–твоему, такой?

Во взгляде, который бросил на нее тогда Энтони, полыхала такая лютая ненависть, что желудок у нее скрутило еще сильнее, чем от его ругани. Сдерживая ярость, он выбрался из мягкой трясины дивана и твердым шагом направился к свободной спальне. На пороге он повременил, словно бы смягчаясь, а потом передумал и все же вошел в комнату, при этом так хлопнул дверью, что в коридоре упал и разбился один из портретов его коллекции джазовых знаменитостей, трещина прошла прямо через гламурную улыбку на лице американского саксофониста Чарли Паркера.