Шаг за шагом

Лизавета Михайловна сама вызвалась нести эту обязанность, предложив Александру Васильичу свои услуги три раза в неделю, через день, и просила только познакомить ее прежде с приемами преподавания. Она усвоила все необыкновенно быстро и была теперь общей любимицей детей, в особенности девочек. Короткие, еще не успевшие отрасти после болезни, волосы чрезвычайно шли к ее заметно похудевшему лицу, хотя молодой Светлов и уверял, что с косой она была гораздо привлекательнее.

Василий Андреич пришел в школу довольно поздно и потому застал немногое. Пока он сидел да соображал, стараясь понять, в чем дело, урок уже кончился. Ребятишки, поскакав со скамеек, целой гурьбой окружили учительницу, предлагая ей наперерыв различные вопросы; но никто из них не обнаруживал особенного желания убежать поскорее домой.

Это невольно бросилось в глаза старику и чрезвычайно удивило его.

«Вишь ведь, разбойники, и домой не хотят! Мой Володька теперь бы уж давно дул из гимназии во все лопатки», — подумал он, и его точно смутило что-то.

— Потише, ребятушки, потише! — мягко унимала между тем Прозорова все больше и больше напиравшую на нею юную толпу, пробираясь, чтобы поздороваться, к Василию Андреичу, с которым она познакомилась в то время, когда была после болезни с визитом у Ирины Васильевны.

Светлов старомодно расшаркался с ней.

— Не надоедают-с? — осведомился он с обязательной улыбкой.

— Бывает грех, да что же делать — дети! — чуть-чуть повела она плечами. — Впрочем, я как-то скоро привыкла, — у меня ведь своих трое.

— Ну, эти-то не в счет-с. А и то сказать, у меня у самого тоже только трое всего, да и с теми не справлюсь…

Прозорова улыбнулась.

— Ну, вам-то, кажется, теперь приходится иметь дело только с одним, — заметила она.

— Ка-а-кой с одним! Старшие, думаете, лучше? То-о-же вертопрахи! — шутливо махнул рукой Василий Андреич и, уходя, опять расшаркался.

Дома, на расспросы жены, что он думает о школе, старик сдержанно ответил:

— Кто их знает! может, и путное что выйдет…

Однако, как ни темны были представления стариков об этом предмете, они в ту ночь уснули оба с одинаковой мыслью: «А ведь Санька-то, кажись, и вправду доброе дело делает».

Но если кто был в восторге от школы, так это — Варгунин. Звуковая метода, о практичности которой Матвей Николаич до того времени не имел никакого ясного понятия, просто очаровала его.

— Да это, батенька, прелесть ведь!.. Ведь это, батенька, сокращение времени-то какое — вы подумайте! — говорил он с жаром Александру Васильичу, раз шесть навестив его школу. — Я теперь тоже свои азбуки побоку… ну их к праху! Давайте-ка, батенька, катнемте скорее в Ельцинскую: мы там живо эти порядки устроим.

— Да вот пусть только школа покрепче встанет на ноги, — отозвался Светлов.

— Ну-с, хорошо-с. Когда же? — приставал Матвей Николаич

— Может быть, с неделю, а может быть, и с месяц еще придется подождать.

— Эка вы, батенька, хватили — с месяц! В месяц-то можно, этаким манером, всю фабрику грамотной сделать.

— Это только сгоряча так кажется, Матвей Николаич, — возразил, улыбнувшись, Светлов.

— Сгоряча-то, батенька, и надо действовать, — сказал пылко Варгунин, — а как простынет — и кусай губы!

— В этом случае я не совсем согласен с вами, — заметил спокойно Александр Васильич, — губы-то именно тогда и приходится кусать, когда слишком поторопишься; поэтому я предпочитаю идти до времени — шаг за шагом.

— Так-то, батенька, и черепахи плетутся.

— Идти шаг за шагом не значит, по-моему, плестись; напротив, это значит идти решительно и неуклонно к своей цели, без скачков, — по крайней мере я именно в таком смысле употребил это выражение. Самая суть-то ведь не в скорости шагов, а в их твердости и осмысленности, мне кажется. Войско так же идет…

— А еще лучше, батенька, как и то и другое есть.

— Уж это само собой разумеется; да ведь мало ли чего нет… У нас если даже и плестить-то к порядочной цели, так надо поминутно оглядываться да под ноги смотреть, как бы на гнилую колоду не наткнуться, либо чтоб какой-нибудь зверь ноги тебе сзади не подставил; а уж о скачках-то и говорить нечего — сейчас шею сломишь: непроходимыми дебрями ведь мы идем… — сказал задумчиво Светлов.

— На то, батенька, мы и пионеры… шея-то уж не в счет, — улыбнулся широкой улыбкой Варгунин.

— Так как же вы в девственной-то трущобе побежите, хотел бы я знать? Кто говорит о шее? да было бы за что ее ломать; не на потеху же гнилых колод она предназначается… — по-прежнему задумчиво возразил Александр Васильич.

— А вы думаете — целой донесете, батенька, вашу шкурку? — спросил Матвей Николаич, и в скулах его мелькнула ироническая улыбка.

Светлов пристально посмотрел на Варгунина.

— Одно из двух, Матвей Николаич, — сказал он необыкновенно серьезно, — или быть практическим деятелем или ходить по ворожеям…

Варгунин искоса посмотрел на него и смущенно умолк.