Читаем Шаги по земле полностью

В чем я была одета, не помню. Вряд ли в форму, хотя допускаю, что поверх нового штапельного платья, сшитого бабушкой Сашей, на мне красовался белый фартучек. Зато туфли были новые — из прекрасной кожи синего цвета, с перепонкой, застегивающейся на блестящие пуговицы. Мне нравились эти туфли. Придя домой после уроков, я не хотела их снимать. Хотя все это было не главное — не забывалось разочарование, испытанное, когда после первого звонка нас завели в класс, рассадили, перезнакомили и велели идти домой.

— А уроков разве не будет? — спросила я, старательно подняв руку, как только что научила Наталья Дмитриевна Григорьева — первая учительница.

— Уроки начнутся завтра, — сказала она.

А я, сидя за новенькой партой с букетами цветов, нарядная, так хотела слушать и запоминать новые знания.

Из дому на торжественную линейку я пришла с мамой, в класс же меня провожал десятиклассник Станислав Пащенко — так было принято, каждого первоклашку усаживал за парту кто-то из будущих выпускников. Через год, по окончанию школы, Стасик получил Золотую Медаль, и я гордилась им — вот какой у меня был провожатый в знания! Он потом еще раз появится в моей жизни, когда я стану студенткой, захочет жениться на мне…

Новый образ жизни еще не был ни расписан, ни тем более усвоен мной. Мама теперь работала в школьном буфете и возвращалась домой вечером, сестра менять свои привычки из-за маминой работы и связанных с нею перемен не хотела. Оставалось мне после уроков идти или к бабушке Саше, или домой, где учиться отмыкать входную дверь и сидеть в доме одной.

Но в последний день августа мы ушли со школы вместе — через Дронову балку сестра вела меня домой за руку и показывала нужные проулки и повороты, потому что отрезок пути от балки до дома я знала, а от центра, где была школа, до балки — нет. По ходу она показывала деревья, приметные дома, называла имена людей или рассказывала о событиях, чтобы мне легче запомнилась дорога.

— Когда-то папа рассказывал про дедушку, который смастерил себе гроб и держит на чердаке. Помнишь?

— Да.

— Так вот слева, на углу, хата этого дедушки.

— А он еще жив?

— Здравствуйте, — кивает Александра стоящим у ворот старикам и толкает меня локтем в бок, дескать, да вот же он с бабкой стоит.

Мои попытки оглянуться и лучше рассмотреть дедушку и страшную хату с гробом на чердаке она пресекает дерганием за руку, и тут же отвлекает внимание на другое.

— Помнишь, мама рассказывала, как в революцию одна бабка забрала из барского дома зеркало и поставила в сарай, а утром перепуганная изображением корова разбила его рогами?

— Помню.

— Это про бабушку Стрельник, — говорит Александра. — Вот ее хата, справа, на углу. А вон и она сама сидит на завалинке.

Действительно, щурясь против солнца, подпирала спиной хату высокая поджарая старуха, безучастно глядящая на такую мелюзгу как мы — неинтересную ей, или интересную не более новых колючих кустов вдоль межи ее усадьбы.

— Это дереза, — говорила сестра, поворачивая за бабкиной усадьбой направо и показывая стежку, ведущую в балку, что лежала между ее огородом и огородом старой Вовчихи. Вдоль огорода бабы Стрельник росли кусты с прутьевидными, поникшими ветвями. — Помнишь, как эта дереза цвела весной?

— Маленькими розовыми цветочками, — говорю я.

— А сейчас вместо них, гляди, выросли красные капельки, ягоды такие. Ими можно писать вместо красных чернил. А еще этот кустарник называют волчьей ягодой.

И я от восторга подпрыгивала, притаптывая ножками, а над ближними хатами взвивались стаи голубей и носились в лимонной от солнца раскаленности неба. Отдельные птицы отпархивали в сторону, где выписывали фигуры и кувыркались сияющими серебряными комочками.

За балкой, с нашей стороны, шла уже знакомая мне дорога, и все равно я не все тут еще знала.

— На этой улице живет твоя учительница, — показала Александра на хату, стоящую чуть ниже переулка, что ответвлялся от улицы вправо и через пару перекрестков приводил путника прямо в наш двор.

Наталья Дмитриевна Григорьева мне понравилась: невысокая, плотная, фигуристая, всегда с одной и той же прической — крендельком уложенные на затылке тоненькие косички — и в коричневом платье из ткани, выпускаемой для девчоночьих школьных форм. Фактурой ткань походила на бостон, но была тоньше и мягче. И лицо у Натальи Дмитриевны было хорошее — светлое, чистое. Она вообще чем-то походила на мою бабушку Сашу, но черты ее лица были мельче, строже. Плохо только, что не улыбалась никогда, впрочем, бабушка Саша хохотушкой тоже не была.

2. Эпопея с неординарностью

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное