«Надеюсь, что берут», – добавил он про себя и в тот же момент увидел полицейский фургон. Быстро помигал им фарами и, резко развернувшись, притормозил перед ними.
– Какого хрена?! – заорал водитель в форме, опустив стекло. – Ты чего творишь?
Стремительно приблизившись, Логов сунул ему в лицо удостоверение:
– Девушку я забираю. Парня доставьте по назначению.
Из машины уже выскочил коренастый капитан, придирчиво проверил документы Артура и проговорил сдержанно:
– Девушка не под арестом, можете забирать. Сама попросила подвезти ее до Евпатории. Нашей целью был Роман Колесниченко.
– Сильно не свирепствуйте с ним, – попросил Артур тихо. – Его вина еще не доказана.
По выражению лица капитана он понял: «Как получится». Но Ромкина судьба его тоже волновала постольку-поскольку… Когда дверца фургона отворилась и Сашка спрыгнула ему в руки, что-то взорвалось у Артура в груди, окутав ощущением счастья.
– Как ты? Цела?
Он вертел ее, осматривая: ни ран, ни синяков. Пытаясь вырваться, она рассмеялась, блеснув в темноте глазами:
– Да в порядке я! Ты получил мой звонок, да? Догадался?
Прижав ее, Логов смотрел вслед уезжающему фургону:
– А как же, напарник! Мы на одной волне…
По дороге она передала ему весь разговор с Ромкой, ничуть не смущаясь, описала увиденные у него фотографии Роксаны. Сам телефон забрали полицейские, и Артур не стал им мешать, ему достаточно было Сашиного свидетельства.
– Изнасилования действительно не было, патологоанатом подтвердил, – кивнул он. – Если в убийстве Ромка тоже не замешан, много не получит. Статья сто двадцать седьмая: незаконное лишение человека свободы, не связанное с его похищением. Роксана же добровольно с ним поехала? На мотоцикле насильно не увезешь… Если следовать Уголовному кодексу, такое преступление наказывается ограничением свободы на срок до двух лет.
– Два года, – удрученно повторила Сашка.
– Либо принудительными работами на срок до двух лет. Все будет зависеть от судьи.
– Местного?
– А какого же? Верховный суд этим делом вряд ли заинтересуется.
Она повернулась к нему. Не отрывая глаз от дороги, Артур чувствовал ее взгляд: пристальный и задумчивый одновременно.
– Ну, спрашивай, – не выдержал он.
– Как ты думаешь, если местный житель совершает преступление против приезжего, на чью сторону склоняется судья?
– Как сотрудник Следственного комитета России я должен бы заверить тебя, что суд остается беспристрастным в любой ситуации. Но мы же оба понимаем – это в идеале. А на практике так получается не всегда… Поэтому я и говорю: все будет зависеть от судьи. Он тоже человек и может оказаться в душе националистом или сексистом. Все может иметь значение. Не должно! Но может… Так что я не могу дать тебе никакой гарантии, каким будет приговор по Ромкиному делу.
Кивнув, Сашка отвернулась к окну. Ее молчание было тяжелым, и он забеспокоился:
– А тебя всерьез волнует судьба этого парня? Ты же знаешь его несколько дней.
– Ну да, – отозвалась она вяло.
– И ты уверяла, что не влюбишься в него…
– Я и не влюбилась!
– А что тогда?
Каждое слово, оброненное Сашей в темноту, показалось Артуру слезой:
– Когда его… Ромку… скрутили, у меня чуть сердце не разорвалось. Не знаю… почему! Так жалко его стало… Он же сделал это с отчаяния! Ты же знаешь, как страсть может оглупить человека…
«Нет, – отозвался Артур мысленно. – Не знаю. Такой страсти в моей жизни, к счастью, не было».
Но ему приходилось расследовать убийства из ревности, когда люди убивали любимых, сходя с ума от одной мысли, что их нужно отпустить. Логов видел в этом настоящую болезнь, от которой еще не нашли лекарства, и потому приходилось арестовывать этих безумцев. Никогда, никогда он не завидовал тем, кто познал неизлечимую страсть. Ему было жаль их… Как сейчас Сашке было жаль нового друга.
– Сейчас я произнесу банальность, – предупредил Артур, – но закон есть закон. И страсть не является смягчающим обстоятельством.
Ее голос прозвучал тускло:
– Я в курсе.
– И мы еще не знаем наверняка, не он ли убил Роксану…
Сашка дернулась:
– Не он. Понимаешь… Он даже тронуть ее не посмел… Ромка любил ее.
– Любил? – Артур не усмехнулся, хотя и тянуло, но Сашка воспринимала эту историю слишком серьезно. – Ты «Идиота» читала?
– Конечно… Ну да, я поняла, к чему ты клонишь. Рогожин тоже убил Настасью Филипповну, оглушенный страстью. Но Ромка… – она поискала слова. – Другой психологический типаж. Рогожин же всегда был необузданным русским мужиком, который вечно рвет на груди рубаху и бьет морды всем подряд. А Ромка, он… Ну, если отталкиваться от того же Достоевского, он Мечтатель.
– Э-э…
– «Белые ночи».
– Это я помню хуже.
– Я тоже «Идиота» больше люблю. Но это более… религиозная вещь, что ли. Мышкин – Христос, Рогожин – антихрист.
– Не просто грешный человек?
– Это одна из гипотез…
Некоторое время они ехали молча, и Артур мысленно соединял безвольно свисавшие ниточки, сплетая сеть, хотя еще не был уверен, кто в нее должен угодить. И лишь когда они поравнялись с веселым знаком, который определял границу Евпатории, произнес:
– Мы должны заехать к Светлане.
Сашка обернулась: