– Неужели ты не понимаешь, что множество людей – и Фейт принадлежит к их числу – предаются туманным мечтам, а когда они сбываются, приходят в ужас и осознают, что вовсе этого не хотели? – насмешливо спросила Чармин. – Фейт по натуре страдалица, более того, получает удовольствие от своих страданий. Она и пальцем не пошевелит, чтобы как-то поправить дело, а будет лить слезы, лишь бы лишний раз не напрягаться. Более того, Фейт постоянно драматизирует ситуацию, причем совершенно подсознательно! Очень характерно для слабых, инертных натур. Так у них протекает умственная деятельность, если тут вообще можно говорить об уме. В данный момент она видит себя безутешной вдовой. Причем совершенно искренне. Можете называть это лицемерием, но я не согласна, поскольку вижу ее насквозь – Фейт настолько верит в свое лицедейство, что оно становится частью ее натуры.
– От души благодарю, – усмехнулся Юджин. – Мы очень признательны тебе за столь глубокий экскурс в характер Фейт, но нельзя ли найти более интересную тему для беседы?
– Кстати, я пришел, чтобы поговорить с Чар, – вмешался Ингрэм. – Мне надо кое-что обсудить с ней.
– Я к твоим услугам, – быстро сказала Чармин. – Пойдем в библиотеку.
– Дорогая, неужели ты будешь секретничать с Ингрэмом? – промолвил Обри, отрываясь от вышивки, над которой он трудился под одной из керосиновых ламп. – А я хотел посоветоваться с тобой относительно веточки, которую намерен вышить. По-моему, ее следует выполнить в красновато-коричневых тонах. Должно получиться очень мило, как ты считаешь?
Никто не усомнился, что Обри наплевать на мнение Чармин, один Ингрэм попался на эту уловку и с изумлением уставился на брата. Он не подозревал о его увлечении, совершенно не подобающем мужчине, и на его лице отразилось явное отвращение. Обри, который надеялся таким образом позлить близнецов, был раздосадован их отсутствием и решил отыграться на Ингрэме. Тот немедленно высказал свое мнение о характере и привычках младшего брата, обрушив на него поток избитых фраз и неистовых ругательств. Он настолько напоминал доблестного вояку, какими их изображают в комедиях, что Юджин не выдержал и, скривив губы, произнес:
– Офицер и джентльмен, господа!
Обри же пришел в такой восторг, что даже забыл подлить масла в столь удачно разожженный им огонь, и спохватился, когда Чармин стала выводить Ингрэма из комнаты.
– Не будь глупцом, Ингрэм! – раздраженно бросила она. – Разве ты не видишь, что он специально злит тебя?
– Щенок!
– Чар, драгоценная моя, не уводи его, пожалуйста! Он еще не сказал, что желал бы видеть меня в своем полку! Какая же ты бессердечная!
Чармин осталась глуха к его шуткам и увела Ингрэма в библиотеку.
– Ингрэм, ты напрасно обращаешь на него внимание, – заявила она. – Он же нарочно выламывается.
– Чертов хлюпик, баба в штанах… у меня просто слов нет!
– Господи, да я и без тебя знаю, что такое Обри. Кстати, не такой уж он и хлюпик. Прекрасно держится в седле и лучше всех управляется с гончими.
– Тем хуже для него! Но я не за тем пришел, чтобы обсуждать этого сукина сына! Чар, ты женщина с головой. Что ты думаешь о смерти отца?
– Не могу сказать ничего определенного. А ты как считаешь?
– Мы с Майрой долго толковали об этом и пришли к одному и тому же. Мне не очень удобно про это говорить, учитывая мое положение, но если присмотреться и разложить все по полочкам – причем, заметь, совершенно беспристрастно, – то все указывает в одном направлении.
– Полагаешь, Рэймонд убил отца? Он не похож на отравителя, но явно что-то скрывает.
– Рэймонд никогда не ладил с отцом, а в последнее время между ними черная кошка пробежала. А дикая попытка задушить отца? Я не слишком люблю Рэймонда, но мне кажется, что он на такое не способен! Темное дело, что и говорить.
– Да, – кивнула Чармин. – Я все думаю, что же такого совершил отец, чтобы Рэймонд настолько вышел из себя?
– Скорее всего они поссорились из-за денег.
– Но раньше до такого не доходило.
– Что-то связанное с дядей Фином?
– Неизвестно.
– Вот будет ужас, если это Рэймонд!
Чармин разозлило его явное лицемерие.
– Но ведь тебе-то это на руку?
– Легче на поворотах, Чар! – крикнул Ингрэм, краснея. – Мы с Рэймондом никогда не были друзьями, однако подобные намеки…
– Это не намеки. Вы с ним друг друга терпеть не можете. Ты считаешь, что лучше его управлял бы поместьем, и к тому же теперь, когда кошелек у Рэймонда в руках, твоя жизнь может осложниться.
Ингрэм, несколько смущенный ее откровенностью, пробормотал:
– Никогда не думал ни о чем подобном. Но если поместье унаследовал бы я, то не стал бы выгонять никого из дома!
– А мне кажется, всем бы на пользу пошло, если бы они сами стали зарабатывать себе на пропитание.
Ингрэм принял это на свой счет, и беседа прервалась. Чармин отправилась писать свое ежевечернее письмо Лейле Морпет, а Ингрэм вернулся в Желтую гостиную, чтобы поделиться своими соображениями с Юджином.