- Вот у нас и есть место, где мы можем совершить вечернюю молитву и переночевать, о аль-Бакбук, - сказал огненнобородый Хабрур, обращаясь к человеку в золотой маске. - Что ты скажешь о том, чтобы поехать к пещере?
Таинственный предводитель едва заметно пожал плечами.
- Нет ли у нас подходящих к случаю стихов, о Алид? - осведомился Хабрур.
- Да, о дитя, вспомни какие-нибудь стихи! - присоединился и Джеван-курд, приобняв мальчика.
И тот, гордый вниманием, красиво прочитал два бейта.
По важным делам гонца посылать не стоит; Сама лишь душа добра для себя желает.
И шея у львов крепка потому лишь стала, Что сами они все нужное им свершают.
- Замечательно, прекрасно, о Алид! - воскликнул Джеван-курд, покосившись на аль-Кассара. - Воистину, ты обрадовал наши души, клянусь Аллахом!
Но огненнобородый, тоже покосившись на загадочного предводителя, вздохнул.
- Даже стихи не радуют его, о Джеван, - негромко сказал он. - Ну, да благословит Аллах, по коням!
Очевидно, эти слова все же достигли слуха того, кто носил золотую маску. Когда отряд во главе с Джеваном-курдом, Хабруром и знающим дорогу Ахмедом построился, он легко подбоднул своего вороного коня стременами и оказался возле Хабрура.
- А что будем делать с женщиной? - вдруг вспомнил курд. - Возьмем ее с собой или оставим здесь?
- Если мы ее оставим здесь, она выдаст нас людям Джубейра ибн Омейра! воскликнул Алид. - Это ведь существо из тех, кого пророк называл ущербными разумом!
И он метнул в Джейран такой взгляд, что, если бы вложенное в него пламя воплотилось, ее одежда вспыхнула бы.
Мальчик так явственно презирал и ненавидел женщин, что Джейран не столько испугалась, сколько удивилась этому.
- О дитя, а кто родил тебя, если не женщина? - одернул его Хабрур.
Алид, несколько смутившись, подъехал к Джевану-курду, всем видом показывая, что он под защитой этого решительного воина. Но курд тоже неодобрительно покачал тюрбаном.
- Мы можем посадить ее на одного из заводных коней, чтобы она переночевала с нами в пещере, - видя, что ни один из тех, кто должен отдавать приказы, не может принять решения, вмешался Ахмед. - А утром Аллах пошлет нам новые обстоятельства, и станет ясно, как с ней быть.
- Аллах пошлет нам новые бедствия! - едва ли не хором произнесли Джеван-курд и Хабрур.
Алид, видя, что обычный его заступник не поддерживает его в нападении на женщин, отъехал к всадникам, замыкающим отряд, и вернулся с лошадью, груженой бурдюками с водой.
- Ты можешь сама сесть на нее, о женщина? - спросил он, грубоватым голосом явно подражая Джевану-курду. И этот вопрос был с его стороны вершиной любезности, но не природной, свойственной благородным, а вынужденной.
Джейран кивнула и взобралась на лошадь.
Отряд айаров, возглавляемый немым предводителем в золотой маске, двинулся в путь.
Джейран, пропустив вперед мужчин, поехала следом, чтобы никому не бросались в глаза ее непокрытая голова и лишенное изара лицо.
Два долгих дневных часа продвигался отряд вдоль гор, пока Ахмед не узнал знакомую местность.
- Вот подъем к пещере, - сказал он. - Будем надеяться, что Аллах сохранит нас от горных гулей. Здешние жители говорят, правда, что эти твари с расщепленными головами нападают лишь на одиноких путников или на тех, кто отстал от каравана. А нас достаточно, чтобы выдержать сражение.
Ведя лошадей в поводу, айары извилистой тропой поднялись к пещере. Вход в нее был узкий, так что некоторых коней пришлось даже расседлать и внести седла на плечах. Но внутри она оказалась просторной, и даже когда зажгли факел, не смогли разглядеть вверху потолка.
- А не ловушка ли это, о Ахмед? - озадаченно спросил Джеван-курд. Как насчет других входов и выходов?
- Есть выход для людей и коз, но не для лошадей, - сообщил Ахмед.
- Аль-Кассар не уйдет без своего коня, - возразил Джеван-курд.
Человек в золотой маске, как бы не слыша, что говорится о нем, ухаживал за своим вороным жеребцом так же, как ухаживал за лошадьми весь отряд айаров, распуская ему подпругу и кормя с рук ячменем. Затем он напоил коня из ладоней.
Конь же, опуская горделивую голову с белоснежной проточиной в лбу, слегка бодал хозяина лбом в плечо и ловил губами рукава его джуббы, подергивал их и поглядывал так, словно просил, чтобы ему сказали ласковое слово.
Наконец он отступил на шаг назад, поднял голову и вытянул шею так, что его влажные бархатистые губы оказались против губ золотой маски.
Конь прикоснулся к золоту, и это был как бы поцелуй. Не встретив ответа, он обиделся, тряхнул гривой и негромко заржал.
Джейран, видя, что никто за нее не распустит подпругу ее лошади, проделывала все то же, что и мужчины, на некотором расстоянии о них. В пещеру пока еще проникало достаточно света, чтобы покормить коней.
Разумеется, возле мешков с ячменем и бурдюков с водой она оказалась последней.
- Иди сюда, о женщина, - строго, но вполне миролюбиво позвал огненнобородый Хабрур. - Поешь, ради Аллаха. И прикрой чем-нибудь лицо.