- Итак, мы условились, что ты стремишься стать обладателем знания, ибо таким образом ты приближаешься к Аллаху и рассчитываешь, что знание принесет тебе радость и удовлетворение. А теперь послушай притчу. Некий всадник проезжал однажды по дороге и увидел издали, как ядовитая змея вползла в рот спящему человеку...
Старец замолчал.
По виду и повадкам Хайсагур опознал в нем суфия, беседующего с учеником, точно такого же, как тот, что смутил его душу рассказом о воде и одиночестве. Гуля удивило, почему юноша не удивляется странному поведению змеи, но сразу же понял: этот ученик - из продвинувшихся на пути знания, и он научился пренебрегать условностями поучительных историй.
- Всадник подумал, что если он разбудит человека и сообщит ему о змее, тот, скорее всего, не поверит, примет его за безумца и убежит. А времени на длительные объяснения у него не было. Поэтому он подскакал к спящему, разбудил его ударом плети, погнал к дереву, под которым валялось множество гнилых яблок, и заставил его их есть, а потом велел пить большими глотками воду из реки. Человек проклинал его всеми известными проклятиями, а потом упал на землю, его стало рвать, и вместе с яблоками и водой он изверг и себя змею. И он стал униженно благодарить своего спасителя. Как ты полагаешь, о чем эта история?
- О слепоте не имеющих знания? - предположил юноша.
- Об ответственности тех, кто наделен знанием, - строго сказал старец. И поразмысли об этом!
- О шейх, это уже не первая притча, которую ты рассказал мне и заставил размышлять над ее значением, - задумчиво произнес юноша. - Имамы в мечетях учат на примерах из жизни пророка и рассказывают предания, у суфиев - тоже короткие истории. Наверно, у всех народов во всех семи климатах наставники прибегают к притчам?
- Ты задал очень интересный вопрос, и мне даже трудно сразу ответить на него, - старик усмехнулся. - Я читал творения греков, живших еще до пророка, и наиболее понятны те, где мысли фалясифов излагаются в коротких и смешных историях.
- Чьи мысли, о шейх? - удивился ученик.
- Мудрость по-гречески называется "фальсафа", мудрецы, стало быть, "фалясифы", но "фалясиф" и "мудрец", тем не менее, не одно и то же. Наши мудрецы учат жить, руководствуясь знанием, а греческие, как мне кажется, о жизни думали менее всего. Их главный фалясиф Аристу считал, что величайшее счастье, охватывающее все блага, есть умопостижение, ибо истинное совершенствование людей заключается в том, чтобы предаваться фальсафе. Раз мои размышления делают меня счастливее - то и я, очевидно, тоже в какой-то мере фалясиф...
Хайсагур понял, что заслушался, и шагнул было вперед, чтобы поклониться шейху, но сразу же остановился и заново себя ощупал. Благодарение Аллаху, он не утратил пристойного вида, хотя держать в сознании множество мелочей, из которых складывается одежда, от полос на фарджии до кисточек на шнуре, поддерживающем штаны, было утомительно.
Уверившись, что все в нем соответствует облику сыновей Адама, гуль-оборотень вышел навстречу собеседникам с приветственным движением рук.
Старший из них, еще не сложив ладони для ответного приветствия, уже улыбнулся Хайсагуру - и столько было в этой улыбке доброты и понимания, что гуль и без вопросов убедился, что перед ним воистину прославленный Гураб Ятрибский, вечный странник на путях знания и истины.
- Кто ты, о дитя? - спросил этот старец в одеждах суфия, именующий себя на греческий лад фалясифом, но обладающий удивительной властью. И от этих простых слов Хайсагур ощутил себя ребенком, чьи скопившиеся детские заботы сейчас будут уничтожены сильным и разумным человеком.
- О Аллах, прибегаю к тебе от шайтана, битого каменьями! - завопил вдруг юный ученик Гураба Ятрибского, пятясь.
- Ступай, о дитя, мы потом продолжим беседу об ответственности наделенных знанием, и да будет над тобой милость Аллаха! - не отводя острых, глубоко посаженных черных глаз от выпуклых глаз ифрита, временно принадлежащих Хайсагуру, сказал старый фалясиф.
По воплю ученика гуль понял, что произошло - он перестал старательно удерживать на себе все эти полосы фарджии и извивы тюрбана, и они поплыли волнообразно, потекли с него и стали таять, выявляя подлинное тело ифрита, испускающее красновато-лиловое свечение.
Но Гурабу Ятрибскому не было дела до той плоти, что обнаружилась ниже глаз его нового собеседника. Возможно, он и не заметил превращения.
Когда топот ног перепуганного ученика стих, Хайсагур, уже не заботясь о внешности, низко поклонился Гурабу Ятрибскому.
- О шейх, я - гуль, имеющий способность входить в тела людей, зверей и, как сегодня обнаружилось, даже ифритов. Я - Хайсагур из рода горных гулей, - сказал он. - И я прилетел, чтобы позвать тебя на помощь.
- А я сперва удивился, откуда вдруг взялся такой миролюбивый ифрит, произнес Гураб Ятрибский. - Какого же из этих несчастных ты ограбил, словно разбойник на большой дороге?
И старый фалясиф весело рассмеялся.