- А ты полагаешь, что я был красивым мальчиком, о Шакунта? Нет, он взял меня с собой, чтобы досадить моим учителям. Ведь он, кроме всех прочих дел, тогда примкнул еще и к звездозаконникам, а они не признают учения пророка. Вся склока вышла из-за того, что наши мудрецы не хотели его называть Гурабом Ятрибским, утверждая, что такого города больше нет, а есть Медина, и он, стало быть, - Гураб Мединский. А он им возражал, что не может город называться "Медина", ведь - "медина" - это всего-навсего старая и построенная по разумному плану часть любого города, и это слово, обозначающее понятие, а не название, как слово "рабат" означает бестолково выстроенное предместье. А когда пророк Мухаммад бежал из Мекки в Ятриб, и число его приверженцев там умножилось, они стали считать свой город Градом ислама, единственным в мире подобным градом, почему ему и подобало отныне носить название "Медина". И мне доводы Гураба показались разумными, ибо если мы всякий город будем называть Городом, реку - Рекой, а гору - Горой, то невозможно будет путешествовать. И если мы пойдем по этому пути дальше, то обитатели всякой имеющей разумное название улицы начнут называть ее просто Улицей, и обладатель имени и прозвища начнет называть себя просто Человеком и требовать этого от посторонних!
- О Барзах, ты диктуешь мне трактат об именах или рассказываешь историю о подмене младенцев? Клянусь Аллахом, я не позволю тебе уворачиваться и уклоняться!
- Так вот, о Шакунта, Гураб Ятрибский привел меня в Харран, и я познакомился со звездозаконниками, и они учили меня, но у меня слабое зрение, о Шакунта, и я не мог заниматься наблюдениями, и из-за этого у меня были с их учениками вечные несогласия. Кроме того, я исповедую ислам, и я не хотел от него отказываться. И я ушел из Харрана, и посетил несколько городов, а потом меня познакомили с магом по прозвищу аш-Шамардаль, а что это означает - веришь ли, я до сих пор не знаю.
И он услыхал от меня историю моего разлада со звездозаконниками, и пожалел меня, и взял с собой, и привел к учителям, которые не требовали от меня нарушения законов ислама. И среди них было несколько магов, которые рассказали мне, что аш-Шамардаль - любимый ученик мага Бахрама, и постоянно навещает его, а маг Бахрам воистину велик, и владеет многими способами колдовства, и знает тайны заговоренных кладов, и повелевает джиннами, которых заклял еще Сулейман ибн Дауд... Не сверкай на меня так глазами, о Шакунта, я постараюсь больше не упоминать этого имени! И я узнал, что маг Бахрам сделал некоторых мудрецов и звездозаконников своими собеседниками и сотрапезниками, и в назначенную ночь присылает за ними подвластных ему джиннов, так как они все живут в разных климатах, кто - в Мерве или Нишапуре, а кто - в Фесе или Марракеше.
Но Гураб Ятрибский редко посещал эти собрания, а я, напротив, желал посещать их как можно чаще, и потому сошелся с аш-Шамардалем,
А между тем я вырос, и вошел в зрелые годы, и слава обо мне потекла по землям арабов, так что однажды меня пригласили стать наставником юного царевича.
Эта должность давала мне спокойную жизнь и время для ученых занятий.
Видишь ли, о Шакунта, магия мало привлекала меня, вернее, меня привлекало то, что она может дать, - богатство, красивых женщин, власть над людьми и возможность заниматься наукой. То, чего у меня никогда не было, о Шакунта! И я полагал, что эти вещи мне необходимы, - именно потому, что не знал, каков их вкус и запах!
А чтобы заниматься собственно магией, составлять заклинания, писать талисманы и снимать заклятия с кладов, нужны определенные способности, которых у меня, насколько я мог понять, было крайне мало. Аш-Шамардаль утверждал, что такие способности имеются у него, и действительно - он сотворил при мне кое-какие чудеса. И он клялся именем Аллаха, что Гураб Ятрибский лишен подобных способностей. Когда же я возражал, он спрашивал, какие чудеса сотворил при мне Гураб. И я вынужден был сознаться, что никаких.
Итак, я воспитывал царевича Салах-эд-Дина, и это было куда более докучным делом, чем ты полагаешь, о Шакунта, ибо Салах-эд-Дин был вовсе не столь благонравен, как он изображает в своей истории! Мало ли я настрадался тогда от его проказ? Одна история о том, как я вошел в Зал совета, вошел с достоинством, как полагается, и сунул руку за пазуху, чтобы достать весьма важную бумагу, и вынул ее, но она оказалась перевязана длинным шнуром, и я потащил из-за пазухи этот шнур, а он все не кончался и не кончался, и я тащил его, пока все вельможи и эмиры не стали закрывать ртов широкими рукавами...
О Шакунта, я по сей день не знаю, где этот негодник раздобыл стоптанную женскую туфлю такой величины, что ее мог бы носить черный раб ростом в шесть локтей! И как он исхитрился вынуть у меня из-за пазухи бумагу, и обвязать ее шнуром с туфлей на другом его конце, и вернуть все это обратно за пазуху!