Шак Непобежденный. Автобиография настоящего монстра НБА

На следующие шесть дней Ньюарк превращается в зону боевых действий. Бунт, стрельба, мародерство. Люди швыряют камни в витрины магазинов и переворачивают автомобили. Слишком много нищеты, гнева, наркотиков и неравенства.

Мои родители оказались в самом эпицентре заварушки. Они не могли покинуть свой дом, потому что это было слишком опасно. У них были родственники, погибшие во время бунта, а некоторых их дядьев и двоюродных братьев арестовали и упекли за решетку без каких-либо на то оснований. Но даже несмотря на все это, они никогда толком не обсуждали со мной расизм. Я рос не в таком доме, где белых людей считали врагами. Мои родители так не думали и не учили меня ненавидеть других, даже несмотря на точто они видели собственными глазами.

Да и потом, думаете мне в восемь лет было дело до бунтов в Ньюарке? Все, что я хочу знать, – это как раздобыть себе скейтборд.

Я не знал, что я беден. Думаю, мне стоило бы знать. Мы все время переезжали, потому что не могли платить за аренду. Мама пыталась прокормить молодую семью из шести человек консервированной курицей по-королевски. Мы ели много дешевых сосисок, бобов и лапши. Очень много лапши. Я все время был голодным, но думал, что это потому, что я такой чертовски огромный. Каждое утро после пробуждения мне казалось, что за ночь я стал выше на пару дюймов.

Это было проблемой по двум причинам: обувь и одежда. Я постоянно из всего вырастал. Мне приходилось надевать одни и те же вещи в школу снова и снова, потому что мы не могли себе позволить покупать мне новые шмотки каждый раз. Я слышал, как об этом говорят. Дети говорили мне: «Эй, пес, разве вчера ты был не в этой же футболке?»

Никого не шокировало то, что я вырос крупным парнем. Мой родной отец был высоким, да и мама была ростом 1,88 см. Люсиль О’Нил была моим лучшим другом. Моя мама всегда, всегда меня поддерживала. Она в очень юном возрасте закалила свой характер. Жизнь не всегда была добра к ней, поэтому она делала все, что было в ее силах, чтобы огородить меня от всего плохого, что могло произойти с таким хитрожопым малым, как я.

Она знала, каково это – быть выше всех ростом, потому что ей самой приходилось преодолевать эти трудности в юности.

К примеру, моей маме приходилось всюду носить с собой мое свидетельство о рождении. Ей не верили, что мне только девять. Водитель автобуса, кондуктор в метро, парень за кассой в McDonald’s. Неужели мальчишка не может получить свой хэппи-мил без всей этой суеты?

Меня часто дразнили из-за моих размеров, начиная с пяти- или шестилетнего возраста. Помню, как однажды шел по улице и какой-то пацан назвал меня Биг Футом. Я взглянул вниз и понял, что он был прав: мои кроссовки были просто огромными.

С возрастом мои прозвища становились все обиднее: Сасквоч, Фрик-илл, Шакилла-Горилла. Последнее мне особенно не нравилось. Я счел, что у меня всего два варианта. Я мог научиться быть смешным, чтобы перетягивать детей на свою сторону… а мог попросту избивать их.

Я делал и то и другое.

Когда я начал становиться все больше, я осознал, что должен в совершенстве овладеть мелочами. Я должен был научиться делать все те вещи, которые делали обычные люди, чтобы они перестали сосредоточивать свое внимание на моем росте. Вот почему я занялся брейк-дансом. Я просто любил танцевать. У меня были хорошие ноги, так что двигаться я реально умел. Я участвовал в конкурсах и стал реально классным танцором. Я мог вращаться, крутиться на голове, исполнять все те трюки, которые чернокожие малыши вытворяли по телику. Я был настолько хорош, что все детишки забыли о том, что я высокий и нескладный, и стали называть меня Шака-Ди, ибо я умел двигаться, как надо.

Я все время танцевал. Всем это нравилось. Мне нравилось. Но однажды во время танцев я повредил себе колено. Оно начало всерьез меня беспокоить, поэтому я пошел к врачу, и он сказал мне, что у меня болезнь Осгуда-Шляттера – ее диагностируют детям, если они начинают расти слишком быстро для своих тел.

Вернувшись домой, я сказал отцу, что у меня болезнь Осгуда-Шляттера. Он ударил меня и сказал: «Нет у тебя никакого Осгуда! Ты все время брейкдансишь, вот и убил свои колени!» За это я получил хорошую взбучку.

Правда в том, что папа тратил немало времени на мои избиения. Если я делал что-то не так, он бил меня и говорил: «Будь лидером, а не последователем». Я очень боялся своего отца. Он бил меня все время, но я никогда не назвал бы эти поколачивания несправедливыми. Я их заслуживал. Он делал это для того, чтобы держать меня в узде. Клянусь, если бы он этого не делал, я бы сейчас, скорее всего, сидел в тюрьме – или что еще похуже. Если бы мой отец не слезал с меня, я бы никогда не стал Шаком, или Дизелем, или тем, кем хотел называться, выдумывая себе все эти дикие прозвища.

Филип Харрисон был военным до мозга костей. Его друзья называли его Бутчи, но все мои друзья звали его Сержантом. Он очень-очень большое внимание уделял дисциплине. Все должно было делаться так, как скажет он, и никак иначе.