Вскоре смех стихает. Становится все тише и тише, все меньше в нем звучит легкости и веселья. И вот уже ни звука не слышно, только лай собаки где-то вдали, и приглушенные голоса прохожих нарушают молчание этого вечера. Нашего с Чачей молчания. Молчание, в котором гораздо больше смысла, чем в любых из сказанных сегодня слов. Иногда они просто не нужны. Иногда нужно просто… просто посидеть вот так — плечо к плечу, с разбитыми лицами и содранными в кровь костяшками пальцев… наверное, нам двоим именно это и было нужно. Именно это — почувствовать, что такое снова быть на одной стороне.
— Лиза беременна, — слова сами находят выход из моего рта. Хриплые, едва слышимые.
Но Чача услышал — чувствую, как теперь взглядом мой висок прожигает. Но продолжает молчать, гад. А ведь есть что сказать, знаю — есть. И мне, черт, надо это услышать. Сейчас.
— Пф-ф-ф… — первое, что выпархивает из его рта вместе с каким-то ненормальным смехом.
Хлопок по плечу болью отзывается где-то в ребрах, и я поворачиваю к Чаче голову.
— Ну ты и придурок, Яроцкий, — окрашенные в кровь зубы напоказ выставляет, но улыбка его кажется такой чистой, такой искренней, что аж не по себе становится, стыдно за себя становится. — Так вот почему ты такой кислый? — Достает из кармана сигарету, крутит между пальцами, но закуривать не спешит. — Переживаешь?
— Ну, а ты как думаешь? — откидываюсь затылком на стену и смотрю на звездное небо. — Да я, блин, места себе не нахожу. Как подумаю о… Черт, — Шумно выдыхаю, и качаю головой. — Нам и так хорошо. Нам… просто… нам с Лизой и вдвоем хорошо.
Слышу, как чиркает зажигалка, и запах сигаретного дыма ударяет в нос.
— С каких пор ты такой слабак, Яроцкий? — с осуждением.
Сужаю глаза, глядя в разбитое лицо Чачи:
— Это кто мне тут о слабостях рассказывает? — киваю на сигарету.
— Да. Ты прав. Это мы слабаки, — соглашается задумчиво. — Мы с тобой слабаки, Макс. А Лиза… а Лиза — нет. Лиза сильнее нас с тобой вместе взятых. Она справится. А ты, вместо того, чтобы трястись от страха за нее и сопли на кулак наматывать, должен верить в нее. Верить, как никогда. Потому что… потому что я ее знаю. Знаю. Лиза справится. Нет ничего такого, с чем бы она не справилась. Так что ты радоваться должен… придурок.
— Я могу ее потерять. Из-за этого ребенка. — Ну вот, снова самому себе по роже съездить хочется. За слабость, за страх… за тихий ужас, что поселился в моем сердце с того дня, когда Лиза, сияя самой счастливой улыбкой на свете, сказала мне, что у нас будет малыш. Черт… я так за нее переживаю. Так переживаю. Она просто… она просто может не пережить эти роды…
— Эй, придурок? — зовет Чача, толкая меня в плечо. — Да я бы все отдал, чтобы на твоем месте быть.
— А тебе отдавать нечего.
— Точно, — смеется.
— Так что губу закатай, — ухмыляюсь, чувствуя, что немного легче стало, просто потому, что позволил себе поделиться с кем-то своими страхами. Да и не просто с кем-то, а…
— Слышь, Чача? — облизываю пересушенные губы и оглядываю с головы до ног этого "престарелого бомжа" с поплывшей рожей. — Ты давай это… дерьмо свое заканчивай. Все это заканчивай, понял? Я серьезно.
Чача лишь качает головой и отводит неясный взгляд в сторону.
Недолго думая, выхватываю сигарету у него из рук и отправляю в полет к противоположной стене, яростно выпаливая:
— Не дай Бог я от тебя запах бухла, или никотина учую, когда моего мелкого крестить будешь… Убью на фиг.
Чача смотрит на меня во все глаза, и его челюсть медленно приоткрывается.
— А, и это, — киваю на плешивую щетинку. — И побрейся заодно. Хороший тебе стимул придумал? Вот тебе и шанс, Чачик. Не упусти его.
— Но…
— Всегда пожалуйста.
Восемь месяцев спустя
Здесь точно не может пахнуть детской присыпкой, грязными подгузниками, и… ну и всем остальным, чем там от детей пахнет? Но я чувствую. Чувствую этот запах, будто он внутри меня живет. Стою на улице, у главного входа в роддом, трясусь с ног до головы, грызу ногти, то поднимаюсь по ступеням, то спускаюсь обратно, в раз тысячный смотрю на телефон, следя за временем и… И ЧУВСТВУЮ ЭТОТ ЗАПАХ. Судя по всему, это душком из недалекого будущего веет.
Опускаю пятую точку на ступеньку и с силой провожу ладонями по лицу. Отстукиваю пятками по плитке. Ковыряю пальцы. Прячу пальцы в карманы. Достаю связку ключей и раскручиваю на каждом пальце по очереди. Прячу ключи обратно и рассматриваю ногти на пальцах, словно карты Таро раскинул, а понять, что к чему вот ни хрена не могу.
— Молодой человек, вам нехорошо?
— Да. То есть — нет. Я… нормально все, — как псих последний отвечаю проходящей мимо пузатой будущей мамаше, но та блин заботу проявляет, практикуется походу, не отстает.
— Мне позвать кого-нибудь?
— Угу… адекватного меня позови, — мямлю себе поднос, все сильнее отстукивая пяткой по плитке.
Беременная уплывает в двери роддома. Провожаю ее взглядом и понимаю, что так сильно кусаю губу, что на языке привкус крови чувствую.