Шах и мат

В моей жизни нет места для любых волнений, которые не связаны с моей семьей. В моей жизни нет места для заботы о себе. Не то чтобы я это заслуживаю. Но порой приятно украсть несколько коротких, безобидных, наполненных моментов веселья.

Я машу Хасану рукой меньше чем через тридцать минут после того, как села к нему в машину, ложусь в кровать, расслабленная, и не собираюсь вспоминать об этом парне в ближайшие несколько месяцев.

После кошмаров прошлой недели мне кажется, что сейчас все хорошо. Я оплатила ипотеку (по крайней мере, ту выплату, которую больше всего просрочила) и взнос за роллер-дерби. Ночью мне снится Михаил Таль, который с сильным русским акцентом сообщает, что мне нужно пойти в коридор и набрать 911. Так что сейчас все хорошо.

Второй день похож на первый. Долгая дорога, чтение, заучивание. Размышления о том, как и зачем Дефне составила для меня этот странный график. Подумываю написать Истон и спросить ее мнения, но мы не общались с тех пор, как она уехала на прошлой неделе, и я боюсь отвлечь ее от… Не знаю. Игры в пиво-понг, изучения марксизма-ленинизма или секса вчетвером с комендантом ее общаги, который по совместительству оказывается фурри-сапиосексуалом. Истон знает, что она оставила позади, но я понятия не имею, чем она сейчас занимается. Я борюсь с мыслью, что она уже забыла обо мне. Это синдром упущенной выгоды[17]? Тогда отстой. В любом случае лучше не буду писать ей – и не стану переживать, что она не ответила. Вдобавок у Оза может случиться приступ, если я при нем начну стучать по экрану, чтобы набрать сообщение.

Я воспроизвожу партии Бобби Фишера, продираюсь сквозь диссертацию о достоинствах и недостатках защитной техники Алехина, узнаю о позиции Лусены, когда в эндшпиле ладья с пешкой остаются против ладьи. По ощущениям это какой-то суррогат шахмат, в которых не осталось ничего притягательного. Это все равно что вытащить шарики тапиоки из бабл-ти: получившийся напиток не так плох, но это просто чай.

И все же я не вкладываю в то, что делаю, никаких эмоций, потому что это всего лишь работа. Она остается всего лишь работой и в среду утром, когда я захожу в кабинет, а Оз уже там – и его поза не поменялась со вчерашнего вечера. Мне любопытно, уходил ли он домой, но я не собираюсь ни о чем спрашивать, потому что не хочу, чтобы мои глаза выдавили из черепа. В итоге провожу четыре часа, изучая, как защитить короля. В обед иду в парк и читаю книгу, которую беру с собой в электричку («Любовь во время холеры» – грустноватое чтение).

Когда я возвращаюсь в офис, то по расписанию должна читать о пешечной структуре, но вместо этого украдкой поглядываю на Оза: его поза остается прежней. Может, его нужно поливать раз в день? Прячу книгу внутри томика побольше, чтобы продолжить читать о сомнительном любовном выборе Фермины. В четыре часа уже думаю о том, как возьму рюкзак и отправлюсь на Пенсильванский вокзал, как вдруг вспоминаю:

Ср – Пт, 16:00–17:00. Встреча с тренером-гроссмейстером по разбору слабых мест.

В расписании не сказано, куда идти.

– Оз? Если бы ты захотел встретиться с гроссмейстером, то куда бы пошел?

Впервые за три дня он поднимает на меня глаза – в них огонь, ноздри гневно раздуваются. Он вот-вот разомкнет челюсть, сожрет меня, а затем растворит в своем желудочном соке.

– В библиотеку! – лает он.

Я тороплюсь в другой конец коридора и готовлюсь к роли безмолвной статистки на встрече с любителем радуги Делроем. Но единственным человеком в помещении оказывается Дефне, сидящая за массивным деревянным столом.

– Привет. Может, я не туда пришла. Оз сказал…

– Оз заговорил?

– Вынужденно.

Дефне кивает, понимая, что я имею в виду.

– Я должна встретиться с кем-то из гроссмейстеров и…

– Это я.

– О, – чувствую, как вспыхивают щеки. – Я… я прошу прощения. Я не думала, что ты…

Гроссмейстер. Краснею еще сильнее. Почему я не подумала об этом? Потому что она круто выглядит? Куча крутых людей играет в шахматы – я вот не ботаник из подростковой комедии девяностых. Потому что она здесь главная? Шахматным клубом должен управлять шахматист. Потому что я никогда о ней не слышала? Не то чтобы у нас в ванной завалялись свежие выпуски «Ежемесячного шахматного обзора». Потому что она женщина? В мире полно женщин-гроссмейстеров.

Боже, вот что Истон имеет в виду, когда говорит о внутренней мизогинии?

– Ты в порядке? – спрашивает Дефне.

– О. Да.

– Выглядишь, будто у тебя в голове сейчас идет довольно напряженный монолог. Страшно прерывать.

– Я… – чешу лоб и сажусь на стул напротив, – у меня всегда идут напряженные внутренние монологи. Но я научилась переключаться.

– Это хорошо! Как проходят первые дни?

– Отлично.

Какое-то время она изучает меня. Сегодня она сделала себе стрелки и надела на предплечье браслет в виде скорпиона.

– Давай заново. Как проходят первые дни?

– Отлично!

Она продолжает пялиться.

– Нет, правда. Отлично, клянусь.

– У тебя все на лице написано. Нам придется поработать над этим перед началом соревнований.

Я хмурюсь: