Шах королеве. Пастушка королевского двора

На этом ужине король выпил немного больше, чем следовало, а потому и стал болтлив… гораздо больше, чем следовало! И вот ему пришла в голову не особенно умная идея начать хвастать, как несколько времени тому назад он разорвал все хитросплетения врагов Луизы де Лавальер.

Вард и Гиш сейчас же насторожились и употребили все усилия, чтобы заставить короля разоткровенничаться до конца. Но когда все, подстрекаемые ухищрениями Варда и Гиша, стали просить короля сказать имя того ловкого человека, который сумел провести всех за нос и лично остаться в тени, король решительно заявил:

– Нет уж, господа, этого имени я вам не назову! И лучше не ломайте своих голов, потому что вам все равно никогда не догадаться! О, тот, кто помог мне тогда, – хитрейшая каналья на свете! – Тут король ласково улыбнулся, вызвав в памяти некоторые сцены из его тогдашней конспирации с шустрой Беатрисой Перигор. – Но по наружности этого никогда не подумаешь, потому что истинная хитрость в том и заключается, чтобы до конца суметь разыграть из себя простачка! Ну, довольно об этом! – решительно заявил он. Тут его взгляд упал на молчаливо сидевшего д'Арка, и он обратился к нему: – Что ты так задумчив, мой верный Ренэ? Отведай-ка вот этого паштета из фазанов, ведь это твое любимое кушанье!

Тут Людовик простер свою любезность до того, что привстал и сам пододвинул Ренэ блюдо с паштетом.

Когда, после ужина, собутыльники короля разошлись по домам, Вард взял Гиша под руку, увел его в свою комнату и там сказал:

– Арман, заметил ли ты, что король сам подвинул этому выскочке блюдо с паштетом?

– Да, – ответил Гиш, – но это – один из очень частых фактов, с которыми волей-неволей приходится мириться. Герцог д'Арк занял непоколебимо прочное положение, и из королевской милости его уж ничем не вытеснишь! Обидно это для нас, старинной придворной знати, но… что поделаешь?

– И неужели же ты не усмотрел в этом факте ничего, кроме знака особенного королевского благоволения? – воскликнул Вард.

– Я тебя не понимаю! – удивленно возразил Гиш, не могший похвастаться такой острой и холодной наблюдательностью, такой способностью к быстрой оценке положения, как его собеседник. – Ну так скажи, что особенного заметил ты в этом?

Вард помолчал, как бы внося порядок в явившиеся у него мысли, и затем начал размеренным тоном:

– Помнишь тот вечер, когда мы собрались у герцогини Орлеанской, еще не веря, что гроза пронеслась над нами так сравнительно благополучно? Мы были готовы к ссылке, как к лучшему исходу после провала и изобличения нашей затеи, и вдруг король с непонятным нам капризом всепрощения ограничился лишь суровой отповедью в письме. Помнишь ли ты, о чем мы говорили тогда?

– Конечно, помню, – ответил Гиш. – Сначала мы ломали себе голову над вопросом, каким образом неизвестному хитрецу удалось заманить нас в ту самую яму, которую мы рыли другим. Но затем герцогиня прервала наши споры и догадки, сказав, что сейчас у нас еще нет материала для выяснения этого вопроса, но она во всяком случае требует от всех нас, чтобы мы раз и навсегда оставили теперь Луизу де Лавальер в покое, так как дела все равно не поправишь, а испортить его легко. Олимпия тогда категорически отказалась повиноваться этому приказанию, говоря, что все равно сведет счеты с интриганкой Лавальер, но ее слава богу убрали и запрятали далеко отсюда, так что ее неистовство уже не могло подвести нас. Вот и все!

– Я согласен с тобой; слава богу, что графиню де Суассон убрали, и я первый облегченно вздохнул, когда узнал о ее стычке с королем и о постигшей ее участи. Связь со злобной итальянкой уже начинала утомлять меня, но как бросить такую женщину, как Олимпия? Тут уж без кинжала и яда не обойдешься! Но это так, между прочим. Я хотел сказать, что ты ошибаешься, говоря «вот и все!». А клятву, данную нами Генриетте, ты забыл?

– Клятву? – удивился Гиш. – Гй-богу, не помню! Я тогда был очень расстроен и легко мог пропустить что-то мимо ушей.

– Ну так слушай! Генриетта взяла с нас слово, что мы не будем продолжать покушения на жизнь, здоровье и безопасность самой Лавальер, но в то же время взяла с нас клятву, что мы употребим все силы к тому, чтобы обнаружить интригана, раскрывшего и парировавшего наш замысел. Цель этого следующая: когда мы откроем интригана, он должен сойти со сцены!

– Да, мне помнится что-то в этом роде! – подтвердил Арман. – Но какое отношение может это иметь к нашему разговору?