«Совершенно равнодушным оставил меня г. Шаляпин, о котором так закричал г. Стасов в „Новостях“. Я не хочу сказать, что доверяю суждениям г. Стасова, совсем напротив; но все-таки, когда вдруг слышишь большой шум даже на улице, невольно останавливаешься, невольно ожидаешь встретить что-нибудь необычайное; конечно, зачастую и разочаровываешься.
Разочароваться мне именно и пришлось в г. Шаляпине на представлении „Псковитянки“. Г. Шаляпина мы, петербуржцы, усердно посещавшие Мариинский театр, знали очень хорошо: хороший, мягкий голос и дарование, обещавшее развернуться в будущем. Некоторые роли он проводил удачно, другие — например Руслана — ему совершенно не удавались. Зависело это, вероятно, не только от недостатка у него сценической опытности, но и от недостаточного круга пройденных им вокальных занятий в момент поступления его на Мариинскую сцену.
Затем, в прошлом году г. Шаляпин, пробывши на нашей сцене приблизительно полтора сезона, перешел на московскую сцену к г-же Винтер. Тут с талантом его начинается неожиданная метаморфоза. Не прошло и месяца после его отъезда из Петербурга, как в Москве о нем стали говорить, как о выдающейся, исключительной сценической силе. Кажется странным, что простой переход из стен одного театра в стены другого мог влиять таким образом на расцвет дарования. Легче можно было бы объяснить такие похвалы обычным антагонизмом Москвы и Петербурга, только редко сходящихся в художественных приговорах. Не могли же петербургская критика или посетители театра проглядеть дарование артиста или не заметить голос певца; не такие это трудные вещи для понимания! Действительно, его достоинства и были своевременно отмечены всеми, да и не могли пройти незамеченными. Г. Шаляпину приходилось довольно часто выступать на Мариинской сцене в ролях его репертуара; его там не прятали. Но чем черт не шутит! Может быть, и в самом деле проглядели исключительное дарование г. Шаляпина!»
И дальше М. Иванов, разбирая партии Досифея, Вязьминского и, главным образом, Грозного, ведет читателя к убеждению, что слава Шаляпина раздута, что он по преимуществу обращает внимание на внешнюю сторону образа, в частности в «Псковитянке» повторяет мизансцену Грозного из известной картины Репина «Иван Грозный и сын его Иван». Что Грозный в его истолковании преждевременно одряхлей, а это исторически неверно и т. д. и т. п. Смысл статьи в одном — развенчать артиста, вызвавшего огромный интерес, и доказать, что дирекция императорских театров два года тому назад не проглядела его, что оценен он был по достоинству и большего не стоит…
Шаляпин очень болезненно воспринимал наскоки нововременского критика. Он почувствовал, что в столице по-прежнему к нему сохраняется отношение недоброжелательное, в сущности, враждебное. Ему было тяжело от сознания, насколько отличается воздух Москвы от воздуха Петербурга. И еще долгое время спустя он продолжал бояться «лютой столичной критики».