Шаманы гаражных массивов (СИ)

   Приготовления были лихорадочны, движения дёрганы. Он взял в руки игральные кости, сложил вместе ладони и долго тряс, позволяя костям грохотать там, внутри. Под получившийся ритм, казалось, начинала танцевать земля - так может выплясывать дядечка при костюме и с портмоне, не сняв очков, не дрогнув ни единим мускулом на серьёзном лице. Я чувствовал себя будто на качелях, которые с верхней точки готовы ринуться вниз. Чтобы обрести хоть какую-то устойчивость, я протянул руку, имея целью ухватиться за ствол молодой берёзы. И, отпрянув, едва не свалился навзничь: кора была горяча, будто высохшая на пустынном солнце запястье заблудившегося там бедолаги.

   Позволяя рукам делать свою работу, Витька выпустил на волю язык.

   - Каждую ночь я выхожу сюда, чтобы отправить зов духам. Я вызываю их, чтобы потолковать с каждым по очереди и убедить их хранить мой двор от злого человека. Убедить их войти в меня - он похлопал себя по животу, - чтобы я мог охранять. И остальной Круг, выходит, хотя от него мало толку.

   - Что ещё за Круг? - спросил я шёпотом. От всего этого веяло древними тайнами... хотя, что общего с древними тайнами может быть у двенадцатилетнего пацана из городской черты (если, конечно, он не герой детских детективных новелл), не представлял.

   - Дилетанты, - поморщился Витька. - Думают, что спасают мир, хотя речь идёт лишь об одном дворе. Надутые, как павлины.

   Это слово меня доконало. Дилетанты, надо же! Я чуть не взвыл в голос.

   - В тебе тоже это есть, - вдруг сказал он.

   - Что есть? - не понял я.

   - Бездна. Я чувствую её. Вроде дыры в асфальте, куда может угодить колесо твоего велосипеда. В этой дыре может расти трава - настоящая живая трава. Для плохих людей она выше самого высокого забора. Если возвести этот забор в нужном месте, он может здорово помешать их планам.

   - Что это всё значит?

   - Что ты тоже можешь разговаривать с духами. Попробуй. Скажи что-нибудь!

   - Привет! - пискнул я.

   Витька нахмурил брови, так, будто обсасывал косточку от винограда. Где-то наверху закричала сойка, и этот звук, резкий, как скрип ногтей по стеклу, будто убедил в чём-то мальчишку. Удивительно, но он смотрелся естественнее бардака у меня на столе - а это, знаете ли, много значит! Клянусь, в тот момент я хотел бы находиться с Витькой на одном уровне, пусть он и выглядит как затасканный бог умирающего городского парка и окрестных подворотен.

   - Ты ещё не готов, - буркнул он, утратив ко мне интерес. - Приходи сюда один, ночью, с источником света. Садись и жди. Только так ты сможешь с ними познакомиться. Они сами захотят завязать с тобой дружбу. Ты не чувствуешь шаманскую болезнь? У тебя не сводит судорогой конечности? Не болит голова?

   Я подумал, что и в самом деле пару раз просыпался с головной болью. Ноги ломит, но это оттого, что неделю назад перекупался в речке. Так всю неделю и ломит.

   - Я могу разговаривать с тобой с и духами, потому что я очень сильный шаман, - без малейшей скромности сказал Витька. - Круг собирается вместе потому, что они слабаки, и иначе не могут. Но лучше бы тебя тут не было. Страшно отвлекаешь. Знаешь что, давай, тикай отсюда домой. Мы ещё встретимся.

   Это звучало, как обещание порвать мне глотку не сегодня, а как-нибудь потом. Но всё-таки я чувствовал гордость: то, что я сумел раскусить Витьку, сделало меня в его глазах значимым. Из безымянного мальчишки на два года младше (для мальчишек - настоящая пропасть, непреодолимая разница), я превратился чуть ли не в равного - по крайней мере, я на это надеялся.

   Так я побывал на настоящем шаманском ритуале, а заодно понял, что городскую рощу, с которой мы бок-о-бок провели какой-то отрезок времени, населяет нечто большее, чем несколько облезлых белок да ржавых на вид синиц.

   Дома, однако, мне пришлось вернуться к реальности.

   - Где ты был? - набросилась на меня мама. Она была бледна, будто я, как в солнечном детстве, нарисовал её на асфальте мелом. Папа маячил в дверях комнаты, его лицо тоже не предвещало ничего хорошего. - Мы с ума здесь сходили.

   - Гулял, - ответил я.

   Кажется, они хотели устроить грандиозный разнос, такой, какой ещё не видывала история педагогики и воспитания детей, но так были измотаны собственной ссорой, что, переглянувшись, отправили меня спать. Меня же это совершенно не волновало - я пребывал в полнейшем спокойствии. Я видел паука их раздора - он маячил на белом потолке, отбрасывая яйцевидную тень, а потом переполз на стену и спрятался в вытяжке, просочившись сквозь решётку. В затылке, как под куполом цирка, звучал голос: "Только один вечер на арене...", и я, как по мановению волшебной палочки, начинал видеть причинно-следственные связи вещей.

   Я чувствовал боль в суставах, сильно зудели глаза, и мне думалось: "Вот она, шаманская болезнь!"