Я стоял, как стоял на Семеновском плацу петрашевец, которому только что отменили смертную казнь. Так и рехнуться недолго… С одним из них, кажется, такое и случилось.
Отсмеялась. Снова взяла меня под руку.
– Неужели ты купился? – спросила, все еще лучась недавним весельем, смешинки так и прыгали в ее глазах.
– С потрохами, – легко признался я.
На берегу озера мы увидели бетонную беседку, выкрашенную в белый цвет. Рядом – подобие крохотной пристани. Пристань пустовала: солнце почти забралось в зенит и здорово пригревало. Зато под крышей беседки, привлеченные тенью и легкой прохладцей от воды, собрались любители народного пения. Два старичка играли на эрху[7]
, бодро водя смычком меж двумя струнами. Лицо одного было совершенно непроницаемо, лишь поблескивал в очках отраженный от воды солнечный свет. Второй был поживее: то прикрывал глаза, то вскидывал голову.Нарядная веселая пенсионерка пела высоким прерывистым голосом.
Слушатели вдоль стен и у входа подпевали ей в особо экспрессивных местах.
– Хочешь послушать? – спросил я Ли Мэй.
Она, прыснув, потащила меня дальше.
– Ты не любишь народных песен? – я деланно удивился. – Но ведь ты так любишь петь!
Поднес кулак ко рту, изображая микрофон. Нарочито высоким голосом воспроизвел один из вчерашних мотивов.
– Ты, кажется, не любитель фольклора, – улыбнулась она. – Это удел стариков.
Я согласился:
– Мои студенты тоже так говорят. Жаль. Лет через тридцать-сорок ваши парки умолкнут.
– Нет, вряд ли. Не знаю почему, но внуки обожают слушать бабушек и дедушек, когда те поют.
Мы стали целоваться – под солнечным светом и легким ветерком. Зонтик Ли Мэй держала на плече, прикрывая нас от взглядов из беседки.
Солнце припекало.
Мы взялись за руки и нырнули в тень хвойной рощицы. Метров через двадцать извилистая тропинка, выложенная неровным камнем, вывела нас на поляну.
Перед нами открылся типичный китайский «уголок здоровья». Раскрашенные в желто-синие тона металлические тренажеры малопонятного мне назначения, какие-то круглые пластиковые щиты – очевидно, массажеры. Узкие брусья и невысокие перекладины.
Почти все снаряды были заняты: на них сидели, стояли, крутились, вращались, их тянули и просто совершали с ними разные замысловатые движения бодрые старички.
Рядом со мной прошел, пыля стоптанными кедами, сутулый дедок в старых трениках и белой майке. Равнодушно взглянул на нас, опустил лысую голову и зашаркал дальше, в сторону брусьев.
Я уже собрался изобразить его походку, а заодно узнать у Ли Мэй, отчего китайцы, и стар и млад, так любят шаркать, но вдруг замер от увиденного.
Дедок, доковыляв до брусьев, уцепился за них и вдруг легко подскочил, вытянув перед собой ноги. Потом несколько раз перевернулся, сделал на руках стойку вниз головой, кувыркнулся опять и уселся на шпагат на одной из перекладин.
– Хэлоу! Хэлоу! – помахал нам рукой спортивного вида седой крепыш в белой обтягивающей футболке и широких черных штанах.
– Пошли отсюда, – сказал я Ли Мэй. – А то сейчас предложит поотжиматься, кто больше…
Но было уже поздно. Крепыш подошел и протянул руку. Я пожал ее. На вид ему было лет шестьдесят, может, и больше – у китайцев трудно определить возраст. Седой зачес, морщинистое лицо, веселые глаза.
Что-то спросил. Я не понял, посмотрел на Ли Мэй.
– Он спрашивает, не хочешь ли ты побороться с ним, – перевела она. – Спрашивает, сколько в тебе килограммов. Говорит, у тебя руки, как у него ноги.
– А в нем сколько?
– Пятьдесят пять, он сказал.
– Скажи ему, что я его боюсь и заранее сдаюсь, хоть и ровно в два раза тяжелее – попросил я. – Я уже вон тем гимнастом впечатлился.
Кивнул в сторону брусьев.
Старик засмеялся.
– Он просит толкнуть его всего один раз. Хочет попробовать, сможет ли устоять на ногах.
Старость надо уважать. Я снял с плеча рюкзак. Передал Ли Мэй.
– Ну ладно… Как думаешь, не опасно?
– Ну что ты… Старики тут часто занимаются борьбой.
«Надеюсь, по яйцам он мне не заедет» – подумал я.
Мы вышли на ровную земляную площадку. Встали в полуметре друг от друга.
Старик улыбнулся и показал – давай. Я шагнул, вскинув руку. И налетел на собравшихся зрителей: старика передо мной не было. Обернулся и увидел его, стоявшего в расслабленной позе, спиной ко мне. Я бросился в сторону резвого дедушки снова, на этот раз внимательно следя за его движениями и растопырив напряженные руки, но все равно не успел понять, почему подломился в коленях и полетел вниз. Впрочем, упасть старик мне не дал – подставил руку. Мне показалось, я ударился о ручку деревянного кресла.
Зрители оживленно залопотали. Старик что-то громко возвестил и все загалдели еще пуще. Стыд поражения боролся во мне с закипавшей злостью.
Ли Мэй вдруг захлопала в ладоши.
– Он говорит, ты очень достойный противник! – радостно перевела она.
– Скажи ему, приятно было познакомиться.
Я забрал свой рюкзак. Да уж… Хороший урок старик задал. Толкнешь такого на улице – и не заметишь, как в мусорном баке окажешься. Правильно говорят: старость надо уважать.
– Он приглашает тебя на тренировки, – добавила Ли Мэй. – Ты ему понравился.