Читаем Шанхай. Любовь подонка полностью

Я стоял, как стоял на Семеновском плацу петрашевец, которому только что отменили смертную казнь. Так и рехнуться недолго… С одним из них, кажется, такое и случилось.

Отсмеялась. Снова взяла меня под руку.

– Неужели ты купился? – спросила, все еще лучась недавним весельем, смешинки так и прыгали в ее глазах.

– С потрохами, – легко признался я.

На берегу озера мы увидели бетонную беседку, выкрашенную в белый цвет. Рядом – подобие крохотной пристани. Пристань пустовала: солнце почти забралось в зенит и здорово пригревало. Зато под крышей беседки, привлеченные тенью и легкой прохладцей от воды, собрались любители народного пения. Два старичка играли на эрху[7], бодро водя смычком меж двумя струнами. Лицо одного было совершенно непроницаемо, лишь поблескивал в очках отраженный от воды солнечный свет. Второй был поживее: то прикрывал глаза, то вскидывал голову.

Нарядная веселая пенсионерка пела высоким прерывистым голосом.

Слушатели вдоль стен и у входа подпевали ей в особо экспрессивных местах.

– Хочешь послушать? – спросил я Ли Мэй.

Она, прыснув, потащила меня дальше.

– Ты не любишь народных песен? – я деланно удивился. – Но ведь ты так любишь петь!

Поднес кулак ко рту, изображая микрофон. Нарочито высоким голосом воспроизвел один из вчерашних мотивов.

– Ты, кажется, не любитель фольклора, – улыбнулась она. – Это удел стариков.

Я согласился:

– Мои студенты тоже так говорят. Жаль. Лет через тридцать-сорок ваши парки умолкнут.

– Нет, вряд ли. Не знаю почему, но внуки обожают слушать бабушек и дедушек, когда те поют.


Мы стали целоваться – под солнечным светом и легким ветерком. Зонтик Ли Мэй держала на плече, прикрывая нас от взглядов из беседки.

Солнце припекало.

Мы взялись за руки и нырнули в тень хвойной рощицы. Метров через двадцать извилистая тропинка, выложенная неровным камнем, вывела нас на поляну.

Перед нами открылся типичный китайский «уголок здоровья». Раскрашенные в желто-синие тона металлические тренажеры малопонятного мне назначения, какие-то круглые пластиковые щиты – очевидно, массажеры. Узкие брусья и невысокие перекладины.

Почти все снаряды были заняты: на них сидели, стояли, крутились, вращались, их тянули и просто совершали с ними разные замысловатые движения бодрые старички.

Рядом со мной прошел, пыля стоптанными кедами, сутулый дедок в старых трениках и белой майке. Равнодушно взглянул на нас, опустил лысую голову и зашаркал дальше, в сторону брусьев.

Я уже собрался изобразить его походку, а заодно узнать у Ли Мэй, отчего китайцы, и стар и млад, так любят шаркать, но вдруг замер от увиденного.

Дедок, доковыляв до брусьев, уцепился за них и вдруг легко подскочил, вытянув перед собой ноги. Потом несколько раз перевернулся, сделал на руках стойку вниз головой, кувыркнулся опять и уселся на шпагат на одной из перекладин.

– Хэлоу! Хэлоу! – помахал нам рукой спортивного вида седой крепыш в белой обтягивающей футболке и широких черных штанах.

– Пошли отсюда, – сказал я Ли Мэй. – А то сейчас предложит поотжиматься, кто больше…

Но было уже поздно. Крепыш подошел и протянул руку. Я пожал ее. На вид ему было лет шестьдесят, может, и больше – у китайцев трудно определить возраст. Седой зачес, морщинистое лицо, веселые глаза.

Что-то спросил. Я не понял, посмотрел на Ли Мэй.

– Он спрашивает, не хочешь ли ты побороться с ним, – перевела она. – Спрашивает, сколько в тебе килограммов. Говорит, у тебя руки, как у него ноги.

– А в нем сколько?

– Пятьдесят пять, он сказал.

– Скажи ему, что я его боюсь и заранее сдаюсь, хоть и ровно в два раза тяжелее – попросил я. – Я уже вон тем гимнастом впечатлился.

Кивнул в сторону брусьев.

Старик засмеялся.

– Он просит толкнуть его всего один раз. Хочет попробовать, сможет ли устоять на ногах.

Старость надо уважать. Я снял с плеча рюкзак. Передал Ли Мэй.

– Ну ладно… Как думаешь, не опасно?

– Ну что ты… Старики тут часто занимаются борьбой.

«Надеюсь, по яйцам он мне не заедет» – подумал я.

Мы вышли на ровную земляную площадку. Встали в полуметре друг от друга.

Старик улыбнулся и показал – давай. Я шагнул, вскинув руку. И налетел на собравшихся зрителей: старика передо мной не было. Обернулся и увидел его, стоявшего в расслабленной позе, спиной ко мне. Я бросился в сторону резвого дедушки снова, на этот раз внимательно следя за его движениями и растопырив напряженные руки, но все равно не успел понять, почему подломился в коленях и полетел вниз. Впрочем, упасть старик мне не дал – подставил руку. Мне показалось, я ударился о ручку деревянного кресла.

Зрители оживленно залопотали. Старик что-то громко возвестил и все загалдели еще пуще. Стыд поражения боролся во мне с закипавшей злостью.

Ли Мэй вдруг захлопала в ладоши.

– Он говорит, ты очень достойный противник! – радостно перевела она.

– Скажи ему, приятно было познакомиться.

Я забрал свой рюкзак. Да уж… Хороший урок старик задал. Толкнешь такого на улице – и не заметишь, как в мусорном баке окажешься. Правильно говорят: старость надо уважать.

– Он приглашает тебя на тренировки, – добавила Ли Мэй. – Ты ему понравился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза