Шанс

— Спокойно, — схватила меня за руку Улика, видя мое состояние, — все не так мрачно, как кажется. Внутри горелки висят и все видно. Да и ехать тут пару кварталов всего.

— Правда? — с облегчением выдохнула и немного расслабилась. Оказывается, я так нервничала, что вцепилась в ручку девчонки всеми ногтями, а она терпела и ни единого звука не проронила. Вот, дуреха! — Прости! Прости меня, пожалуйста!

— Не страшно, — улыбнулась она мне, не поднимая головы и скосив глаза, — я понимаю.

Интересно, а как жрецы собираются все в нее запихнуться? Или они решили из меня отбивную сделать? Или на колени посадить? Я на такое не подписывалась. Если подумать, я вообще ни на что не подписывалась.

— Керка Арисса, заходите внутрь, — склонил передо мной голову с колокольчиком один из жрецов, звякнув им так жалобно, что сердце сжалось.

Легко сказать, да не просто сделать в полураздетом состоянии так, чтобы не продемонстрировать всем и каждому свои прелести. Хорошо хоть ветра нет, а то ловила бы я свое одеяние у себя над головой. Кое-как забравшись и прикрывшись тряпочками со всех сторон, уселась на жесткую скамью кареты. Ничто не должно отвлекать, да? Как можно вести задушевные разговоры с Богом, когда твой копчик каждую кочку отбивает?

Жрецы, на мое счестье, остались снаружи, пешком сопровождая мою персону и заунывно выводя какую-то песню. Точно провожают в последний путь, чувствовало мое сердце! И их Бог после ТАКОГО еще может расщедриться на свое благословение? Да я бы давно избавилась от таких слуг. У меня от их завывания голова раскалываться начинает. Заткните их кто-нибудь! Да, кстати, Бог ты или кто? Услышь мольбу о помощи и тогда я в тебя уверую!

Что-то громыхнуло снаружи, на гром похожее, и забарабанили по крыше капельки дождя, заглушая нытье моего сопровождения. Петь они ясное дело не перестали. СТОП! Какой дождь? Ведь только что ни одного облачка на небе не было. НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Эй, Бог! Как там тебя? Я даже не в курсе, как к тебе обращаться-то?!

«А как тебе нравится?» — раздался бас в моей голове.

— Ауч! А потише нельзя? Итак голова скоро колокол напоминать будет! — рявкнула я, а потом выпучила глаза, оглядываясь по небольшому простору кареты. — Э? Это что только что было?

«А так лучше?» — и головная боль моментально прошла, а вот тональность голоса ни на йоту не уменьшилась.

— А я сошла с ума! А я сошла с ума! — спародировала я слова домоправительницы из «Малыш и Карлсон».

«Смешная ты!» — загрохотал смех в моих мозгах, подтверждая мои слова. — «Я даю тебе свое благовловение!»

— Так быстро? А-а-а… зачем тогда я еду в твой храм, если ты уже согласился?

«Что? Даже чайку не попьешь?» — хохотнуло местное Божество.

— С удовольствием, а то меня даже не удосужились накормить. Только… нагишом как-то не культурно за стол садиться-то, — закинула удочку, намекая на свое бедственное положение. Ведь, как только я переступлю порог молитвенной комнаты, одежку-то эту стырят.

«Ты главное приезжай, а проблему с одеждой мы решим», — продолжая веселиться, добродушно ответил мужик. По голосу я бы ему дала лет сорок пять — пятьдесят.

В следующее мгновение карета резко остановилась и дверца тут же отворилась, являя мне мокрых до нитки жрецов со злобными мордами лица.

— Выходите, керка Арисса, — снова склонился все тот же жрец. Вот, вроде бы, и сказал вежливо, а словно выплюнул. Ну, и пожалуйста! Нечего было песни заупокойные завывать! Ни мне одной не понравилась сопровождающая оранжировка.

В храм меня не повели. Как оказалось, не достойна я еще. Пока Богу не помолюсь в уединении, доступа в храм не видать, как своих ушей. Не сильно-то и хотелось!

Пройдя через задний двор, мы вошли в какую-то конюшню. Строение было длинное с многочисленными комнатушками-кельями, как стойла в конюшне, один в один. Мои мысли скоро доведут Бога жизни до истерии. По-моему, он уже не в силах ржать, как коняка, а я терпи. Он же в моей голове грохочет. Так и не скривишься, и не прокомментируешь под хмурыми взглядами местной братии.

Возле одного стойла, в смысле, келии, мы и тормознулись. Передо мной дверь распахнули и ждут, пока я встану лицом в комнату и к ним задом. Не иначе, как пинка дать хотят. С тяжким вздохом мученицы перешагнула через порог и встала. Сейчас эти извращенцы, которые построились позади меня рядком и глаз не спускают с моей пятой точки, будут услаждать свой взор. По-моему, они даже дыхание затаили.

И вот когда один из них уже взялся за веревочку, вокруг меня взвился вихрь и жреца вынесло из комнаты, а дверь с грохотом захлопнулась прямо перед их носами.

«Не знаю, почему они решили, что мне обязательно надо видеть деву голой, чтобы дать свое благословение?! В мои-то годы и такое!»

— Какие Ваши годы! — усмехнулась я на одесский манер. — Вы еще мужчина, хоть куда!