— Особенно я кошенят люблю топити, — процитировал Эней. — Як приємно. Сидиш собі спокійно на відрі, и палиш люльку… Так хорошо, що пісню заспіваєш… Нєт, всьо-таки природу я люблю…
— Звери, — вздохнул Цумэ, поднимаясь из-за стола. — Садисты. Вы у меня дождетесь. Вы у меня обувь менять будете каждую неделю. А ты пастырь, — послал он парфянскую стрелу из коридора, — ты будешь просыпаться по уши в мышах.
— У нас нет мышей, — сказал Антон.
— ЗАВЕДУ!
— А как ты его научишь, Цумэ? — поинтересовался Эней. — Личным примером?
— Вездессущий Игорь, — хмыкнул Антон.
— Есть вещи, — наставительно прозвучало из коридора, — которым котов и кошек учить не надо…
Может, он добавил бы еще что-то, но тут запиликал Антонов комм.
— Оййй, — сказал Антон, прочитав текстовое сообщение. — Я скот, ребята. Я бегу домой.
— Учеба? — спросил Эней. — Катя?
— И всё-то вы знаете, — проворчал Антон из прихожей. — И везде-то вы побывали… Катя.
— Беги, — кивнул Эней. — Только, Антон…
— Да, — обувшись, Енот закинул куртку за спину и взял рюкзак. — Ровно в полночь карета превратится в тыкву. Я все помню, командор. Не беспокойтесь, я все помню.
«Только бы не ушла!» — молился он, летя вверх через две ступеньки. — «Пожалуйста, только бы не ушла!»
Катя сидела на подоконнике, между третьим и четвертым этажом.
— Уже семь, — спокойно сказала она. Антон остановился пролетом ниже, разлохматил волосы, виновато вздохнул. Они назначали на шесть.
— Привет. Что ж ты сразу не позвонила?
— Проверяла — вспомнишь сам или нет.
Антон залился краской до ушей, поднялся к ней, обнял одной рукой и поцеловал.
— Катя, я так уработался…
— Угу. Сейчас будешь отдыхать, трудоголик. Держи, — в руки ему опустился пакет, точно такой же, какой принес Цумэ.
— О. Вино, — Антон улыбнулся. — Ух ты, и мясо в маринаде по-китайски. Вот спасибо, я так и не поел…
Свободной рукой он вставил ключ-карту в замковый считыватель, приложив большой палец к сенсорной пластинке — вообще-то здесь и двери не все запирали, но помешанный на программировании студент мог себе позволить быть немного параноиком.
Дамы вперед. Его маленькая квартирка, с учетом престижности района, была не такой уж дешевой — но до чего же неудобной для приема гостей! На кухне еле-еле могли развернуться двое, поэтому он сразу усадил Катю за стол и начал хозяйствовать сам.
— А что, твои пинкертоны тебя не кормят?
— Э-э-э… — Антон нашел, что сообщать Кате о прерванном ею ужине будет бестактно. — Я просто был слишком занят. Шардонне «Инкерман», обалдеть. Твой день рождения вроде уже был…
— Трудоголик, — Катя покачала головой. — Ровно год назад мы начали встречаться.
— О, — Антон от смущения прикусил губу. И в самом деле, как он мог забыть. Особенно учитывая сопутствующие обстоятельства — сломанную руку, два ребра, нос и кучу синяков. За Катей настырно ухаживал один… скажем так: гоблин. Первоначально Антон вступился из чисто рыцарских соображений. Потом она ухаживала за ним. В медицинском смысле слова. А потом — он. Уже в смысле «приударил».
Он достал сковородку, включил плиту и начал жарить мясо. «Пинкертоны» были те еще домоводы, но самым примитивным навыкам готовки они его обучили, спасибо. Теперь он знал и умел ровно столько, сколько и положено бывшему домашнему мальчику, отплывшему в самостоятельную жизнь.
Мясо подрумянилось, Катя расставила на столе тарелки.
— Бокалы у тебя есть?
— М-м-м… нет.
— Ладно, — место бокалов заняли две пиалки, из которых Антон обычно пил чай. — Хайям пил из глиняных чаш, в конце концов.
— А потом писал, что эти чаши сделаны из праха мертвых.
— Да, как-то неправильно они там с глиной обращались. А салат есть куда насыпать?
— Да, на третьей полке…
— Ужас какая пыльная. Пропусти, — маленькая угловая мойка и узкая двухконфорочная плита стояли впритирку. Антон и Катя тоже оказались впритирку.
— Рис варить? — спросил он. — Или лапшу?
— Не надо. Обжираться не будем. Сделай маленький огонь и помоги порезать овощи. Тебе — капуста, — она протянула продолговатый кочан «пекинской». Он взял нож, доску — и начал резать. — Мельче, мельче.
— А так что, в рот не пролезет? — удивился он.
— Ты эстетическими соображениями руководствуйся.
— Хватит Японию разводить, — прорычал Антон, подражая Косте.
— А твой Неверов — мужлан, — парировала Катя.
— Мужик, — поправил Антон.
Сколько же это мы оставляем следов… Это называется, прижились.
— Это Ломоносов был мужик — но интеллигент. А Неверов — мужлан.
Антон не стал спорить, просто ссыпал капусту в мокрую салатницу.
— А теперь посоли и подави.
— Кого подавить? Морскую свинку?
— Капусту. Разомни ее. Руками.
— Век живи, век учись, — Антон посолил капусту и помял ее в пальцах. Кукуруза, краб, майонез — салат готов. Отдельной посуды для мяса не нашлось — он вымыл магазинный поддончик и выложил жаркое туда. Потом взял на себя самую мужскую часть работы: открыл бутылку и разлил по пиалам. Катя внесла в картину финальный штрих: зажгла две маленьких гелевых свечи и выключила верхний свет. Сняла очки, аккуратно упаковала в футляр, спрятала в сумочку.
— Ну, — оба подняли пиалы. — За встречу.