Шансон для братвы

– Это смотря сколько выпить, – со знанием дела сказал Антифашист, – и импорт дерьмо бывает. Я, помню, в “Осине”* взял “Смирновскую” и “Цитрон”, пока в “Дюнах” сидел, братанов ждал, пообедал и не заметил, как выкушал. Потом, говорят, вместо двери в окно вышел и на газон. Утром проснулся, башка болит, блин, весь в грязи, в траве какой-то…

– Какой этаж? – спросил Гугуцэ.

– Вроде второй… Или третий, не помню.

– Этаж тут ни при чем, – серьезно заметил Денис, – ты просто намешал, надо было один сорт пить…

– Да уж, чистая всегда лучше, – согласился Парашютист. – Вон, Толик-Нефтяник тоже обязательно одну и ту же покупает…

– Кстати, а у него как дела? – поинтересовался Денис.

– В общем, нормально, – Гугуцэ разлил всем еще кофе, – пока только со свидетелями не решил. Он их главному рыло начистил, а они его прокляли. Сейчас у Толяна шаман живет, от проклятий оберегает…

– Ого, а зачем шаман?

– А-а, это он где-то узнал, что магия чукчей и эскимосов чуть ли не самая крутая в мире, – Гугуцэ нажал кнопку пульта. “Сан-Суи” ожил, и кабинет наполнили мягкие звуки “кантри”, – сначала хотел жреца вуду с Таити выписать…

– С Гаити, – поправил Денис.

– Да, с Гаити… Вечно, блин, путаю…

– Ты, главное, не перепутай, когда отдохнуть соберешься. А то получим обратно зомби. Чего жрец-то не поехал?

– Ребята лоханулись. Ну, жарко, солнце, они темные очки нацепили и в деревню жреца на джипе открытом ворвались. На военном, другого не было… Жители и удрали – Подумали, Дювалье*

вернулся…

– Да уж, папаша Док шутить не любил. Ну наши дают, кто ж их надоумил на Гаити тонтон-макутами наряжаться? – фильм какой-то вспомнили. Ну, и для уважухи большей приоделись – все чики-чики, костюмчики черные, рубашечки белые, очки, как у Терминатора…

– Ага, люди в черном, – Денис хихикнул, – жреца небось до сих пор в джунглях поймать не могут.

– Не знаю…

В кабинет зашла секретарь.

– Там к вам пришли, – доложила она шепотом, – странные какие-то…

На пороге появились Ортопед с Горынычем. Ортопед прижимал к груди стопку журналов, один взгляд на которые рассеивал любые сомнения в сексуальной ориентации Мишеля. Горыныч нес объемистый пакет с не менее откровенной картинкой.

– Зачем столько? – удивился Денис.

– Сами дали, – объяснил Ортопед, – даже бить никого не пришлось. Хоттабыч их директору позвонил, мы приехали, все уже собрано было, – он кивнул на пакет, – а это нам в зале подарили – Нормальные ребята, кстати, без понтов…

– Понравились, значит, – поднял брови Денис. – Вы только туда не зачастите, они по-другому поймут… Страницы рвать можно?

– Да, без базара, они сказали – возвращать не надо, у них много. Если не хватит, еще дадут…

– Вот что значит грамотная пропаганда, – заявил Рыбаков. – Уважаю, ребята профессионально работают.

– Когда закончим, на помойку надо вынести, – сказал Гугуцэ, – мне только этого в офисе не хватает…

– А что, не хочешь на досуге полистать? Гугуцэ фыркнул и скривился. Совместными усилиями выбрали два десятка наиболее мерзких изображений, подходящих по формату. Фотографию объекта увеличили до нужного размера и вырезали голову. Ксерокс был очень качественный, плакаты выходили что надо. Денис и Гугуцэ занялись копированием. Дело требовало большой аккуратности – необходимо было точно вкладывать фото на место головы “пассива”.

Сцена напоминала бы типографию революционной газеты, если бы не бордовый пиджак Гугуцэ и не содержание листовок. Сделали тридцать плакатов, получилось очень впечатляюще.

Ортопед с Горынычем поволокли ненужные журналы на помойку, где в темноте устроили мрачную драку с бомжами, возмутившимися содержанием доставленной им “на дом” литературы.

– Клей привезли? – спросил Денис у грубо ругающегося Горыныча – тому выдавили на спину пакет старого кефира и огрели ручкой от метлы. Дернувшись за обидчиком, он споткнулся, упал и не смог сграбастать наглеца, о чем очень переживал.

– В машине…

– Тогда все, двигаем.

Альберт Шорин, насвистывая, вышел из квартиры и застыл. На лестничной площадке стены были украшены яркими и выразительными плакатами, изображавшими его самого в позиции, представить которую можно было только в страшном сне. Да и то не в каждом. Он резко обернулся и узрел на своей двери табличку “Петушатник. Вход свободный”. Шорин закрыл глаза и прислонился к стене. Через полминуты он очнулся и попытался лезвием подцепить один из плакатов. Тот сидел мертво – Денис, рассекавший ночью по подъезду, как неугомонный агитатор КПРФ перед выборами в Думу, клея не пожалел. Сверху хлопнула дверь и кто-то вызвал лифт. Шорину ударила в голову серая муть. Он должен был отомстить, не важно кому, ткнуть ножом первого попавшегося прохожего и заглушить в себе корежащие душу переживания. Вылетев из парадного, он наткнулся на внимательный взгляд невзрачного мужичонки в майке и затрапезных синих тренировочных штанах с пузырями на коленях, сидевшего с бутылкой пива на скамейке – Деревья во дворе пестрели плакатами с тем же сюжетом.

– Тю, голубец! – весело сказал мужичонка. – Чо такой возбужденный? Муж ночевать не пришел?