Шантарам

Молодое женское лицо с выдающимися скулами, плавно расширяющимся книзу носом и полными губами было будто выточено из вулканической породы быстрым горным потоком. Прическа ее состояла из множества длинных тонких косичек, в которые были вплетены бусинки. Обмениваясь шутками с друзьями, она смеялась, обнажая крупные безупречно белые зубы.

– Красива? Ну, не знаю… На мой взгляд, кто в Африке красив, так это мужчины, а женщины просто очень привлекательны. А вот в Европе наоборот. Карла очень красива, я никогда не встречал мужчину-европейца именно такой красоты. Но мы отвлеклись. Что я хотел сказать: эти негры – клиенты Рафика, нигерийцы. Рафик организовал в Лагосе концессию – или, правильнее, дочернюю компанию, которая является составной частью сделки с сайниками. У партии Сена есть свой человек на бомбейской таможне. Так что немалые суммы переходят из рук в руки. В аферу Рафика вовлечено несколько стран: Афганистан, Индия, Нигерия, Пакистан – и самые разные силы: полиция, таможенники, политики. И все это ради власти над нашим обожаемым прóклятым Бомбеем. А началась эта заварушка с закрытия столь дорогих моему сердцу опиумных притонов. Просто трагедия.

– Да, я смотрю, этот Рафик – крутой парень, – произнес я довольно небрежным тоном, – возможно, более небрежным, чем намеревался.

– Он афганец, а его страна воюет, дорогой мой. И поэтому он, как говорится, готов на все. Работает он на могущественную мафию Валидлалла, а его ближайший дружок – Чуха, один из самых опасных людей в Бомбее. Но здесь, в этой части города, реальная власть принадлежит великому владыке Абдель Кадер Хану. Он поэт, философ и повелитель криминального мира. Его называют Кадербхай, то есть, Кадер Старший Брат. В этом мире есть и другие бароны, у которых больше денег и больше пушек, чем у Кадербхая, – он человек строгих принципов и берется далеко не за всякое прибыльное дело. Но благодаря этим принципам он пользуется очень большим… – даже не знаю, как это поточнее сказать по-английски, – может быть, аморальным авторитетом. Никто в этом районе Бомбея не обладает такой сильной властью, как он. Многие считают его святым, наделенным сверхъестественными способностями. Я знаком с ним и, уверяю тебя, он самый интересный человек из всех, кого я встречал. А это означает, прости за нескромность, что он и в самом деле исключительная личность, потому что мне доводилось встречаться со многими очень интересными людьми.

Дидье сделал паузу, чтобы придать весомость своим словам.

– Послушай, почему ты не пьешь? Терпеть не могу, когда люди тянут и тянут все тот же стакан. Это все равно, что надевать гондон, когда онанируешь.

– Понимаешь… – рассмеялся я, – я жду Карлу. Она должна вернуться с минуты на минуту.

– Ах, Карлу… – протянул он ее имя с мягким урчанием. – А кстати, позволь спросить, каковы твои намерения в отношении нашей непостижимой Карлы?

– Что ты имеешь в виду?

– Хотя правильнее, пожалуй, было бы поинтересоваться, каковы ее намерения в отношении тебя, да?

Дидье вылил в свой стакан остатки из литровой бутылки и добавил сверху содовой. Он пил непрерывно уже больше часа. В глазах его набухли красные прожилки, как на кулаках у боксера, но взгляд был тверд, движения рук точны.

Неожиданно для самого себя я стал рассказывать ему о своем знакомстве с Карлой.

– Я встретил ее на улице, всего через несколько часов после того, как вылез из самолета. В ней есть что-то такое… Наверное, я и застрял-то в Бомбее в основном из-за нее. Из-за нее и Прабакера. Они оба понравились мне с первого взгляда. Для меня главное – люди. Я предпочел бы жестяной сарай с интересными людьми любому Тадж-Махалу – хоть я и не видел его еще.

– Он протекает, – пренебрежительно отмахнулся Дидье от этого архитектурного чуда. – Ты сказал, с интересными людьми. Карла – интересный человек?

Дидье расхохотался – пронзительно, заливисто, чуть ли не истерично. Затем он размашисто хлопнул меня по спине, расплескав содержимое своего стакана.

– Знаешь, Лин, с тобой можно иметь дело, честное слово! Правда, мое слово вряд ли имеет большой вес в обществе.

Он осушил стакан, со стуком опустил его на стол и вытер коротко подстриженные усики тыльной стороной ладони. Поймав мой непонимающий взгляд, он наклонился, почти вплотную приблизив свое лицо к моему.

– Позволь мне кое-что тебе объяснить. Посмотри вокруг. Сколько человек ты видишь в зале?

– Ну, может быть, шестьдесят или восемьдесят.