Шарль Демайи

– Прекрасно, – сказал доктор, – прекрасно… Воды открываются в Сен-Совёре, около Труа… Старинный, впродолжение многих веков покинутый источник… Там есть свидетельства на пергаментах… граф из Шампаньи, какой-то Тибо, вылечился там по возвращении из крестовых походов. Серьезно, очень целебные воды… я видел анализ… я дам вам рекомендательное письмо к одному прекрасному доктору… по части анемии… очень дельный господин. Вам будет очень хорошо. Я хотел послать туда маленькую Ноэми, но… вы знаете, она разошлась с Робертом… Эмар сочинил жалобные стихи на это событие… Там есть один куплет… Постойте!.. Это на мотив… Ах, забыл… Этот Эмар!.. Вы его знаете?.. Он очень забавен… Что я вам говорил?.. Ах, да! Поджаренное мясо… Самого, самого поджаренного, нет надобности повторять вам это.

Марта, провожая доктора, спросила:

– Это ничего, доктор, неправда ли?

– Ровно ничего, дитя мое… Боже мой, у него немного крови… он нервен, очень нервен, к тому же несколько изнежен, ипохондричен, это само собой вытекает… Крови! Крови! Разве есть в Париже кровь у кого-нибудь при нашей жизни! Все обходятся без неё… и живут… Я еще не сделал вам комплимента по поводу вашего нового жеста во втором явлении… Ах, это восхитительно!

– Есть хоть небольшое общество на этих водах?

– Право, я сам не знаю… Дирекция делает массу объявлений. Публикуют, что бальная зала окончена… что есть библиотека, все журналы… одним словом, воды… Вас это огорчает? Хотите, я посоветую вашему мужу отправиться на…

– Совсем нет… я хотела знать, как там насчет туалетов.

LVII

На другой день Марта получила отпуск, Шарль укладывал свои книги в большой чемодан.

– А приказание доктора? – спросила Марта.

– Ба, – отвечал Шарль, – это я только, чтобы помешать себе работать. Я с собой везу одну лень, уверяю тебя.

К концу недели они устроились около Сен-Совёра. Шарль радовался. Он нашел в четверти часах от деревни маленький замок, кирпичи которого, окруженные рамами из белого камня, весело глядели сквозь деревья. Это был единственный флигель, уцелевший от огромного замка Людовива XIII. В XVIII столетии первый этаж покрыли крышей `a la Мансарт, с тремя круглыми окошечками Людовика XV и колоколом, прикрытым китайской шляпой; с двух сторон еще остались две башни из четырех; обвитые и скрытые плющом и фруктовыми деревьями выходя из оврага, они поднимали в небу свои остроконечные крыши.

В замке, перестроенном и переделанном для буржуазного жилища, где три века оставили тут и там свои следы и как бы воспоминания, привитые одни к другим; столовая была обшита деревом, над дверями и окнами, в раковинах, высеченных из изящного камня, были написаны веселыми легкими и живыми красками, где плесень местами заменяла изображение тумана, сцены из басен Лафонтена. Над тяжелым, богатым камином Людовика XIV, выложенном прекрасной медью, где сплетался двойной герб прежнего владельца, висела большая картина в деревянной раме: она изображала трофеи охоты на дичь, которые стерегли гончие собаки песочного цвета, так хорошо изображаемые кистью Удри. На каминной подставке две большие из белого фарфора вазы портили бы впечатление без Марты. Но Марта, набрав охапку тростника в заброшенном пруду парка, тотчас же их украсила, придав всей комнате тот праздничный вид, который придают жилищу только женщины и букеты цветов. Затем шел большой зал, обставленный старыми креслами, с подушками из перьев, с белым деревом, на котором золото совершенно исчезло под белилами и не блестело более, виднеясь только еще на рамах четырех пано, где скульптор изобразил четыре времени года: весна рассыпала ленты, грабли, серп, посох, лейку и корзины с цветами; лето бросало гирлянды роз, шиповника, соломенную шляпу, корзинку с фруктами и флейту; осень сыпала чаши, охотничьи рога, гирлянды персиков, груш и корзины с виноградом; зима роняла факелы, шутовской колпак, мандолину, тамбурин, маску, треугольник и лавровый венок.

В кухне был один из тех огромнейших каминов, к которому в осенние вечера приносят свой стул и садятся, грея свои руки и вытягивая ноги к пылающему хворосту. Восходящее солнце освещало комнаты первого этажа и наполняло их веселием на целый день. Но ни одна комната во всем замке не нравилась так его двум гостям, как круглое зало одной из башен. Это была старинная часовня, которую еще можно было узнать по свинцовой оправе и маленьким окошечкам. Южное окно было заколочено. В два другие падал свет сверху. Отличная двойная дверь, крытая коричневой парчой с золотыми гвоздиками, оберегала вход; видно было, что часовня сделалась мастерскою живописи.