Шарль Демайи

– Да… как-нибудь… завтра напомни мне спросить их у тебя. – Движение гамака то замедлялось, то ускорялось. Шарль молчал. Марта, лежа в гамаке, закинув руки за голову, смотрела в небо. Через пять минут молчания:

– Ах, туча, – промолвила Марта.

– Прости меня, моя кошечка, – сказал Шарль, – это моя вина, ты скучаешь.

– Я скучаю? Почему ты это думаешь?

– Потому что ты одна… потому, что тут нет развлечений, у тебя никого нет, кроме меня, довольно печальное общество, больной…

– О! Боже мой, общество… Ведь ты знаешь, какая я. Разве я тебя мучила когда-нибудь с тех пор, как я замужем, желанием идти куда-нибудь на бал, в театр, скажи? И если ты думаешь, что я хотела бы поехать в такое место, как Трувиль, например… я привезла с собой только две шляпки, так что…

– Но я сказал это, моя милая, не для того… Только, так как тут настоящая яма, я боюсь, повторяю, чтобы ты не соскучилась… и я упрекаю себя…

– Надо сперва тебе вылечиться, неправда ли? – сказала Марта сухим тоном.

Через несколько минут Шарль произнес:

– Ужасная погода сегодня…

– Совсем нет, мой друг, я не нахожу… Ты преувеличиваешь.

– Ты не находишь, что погода неприятная, раздражающая?

– Ты страдаешь мой друг, это все твои нервы…

LX

С этого дня Марта удвоила свой скучающий, угнетенный вид, раздражающий особенно своим нежным тоном, своим упорным терпением, своей кажущейся ласковостью, своей аффектацией снисходительности и прощения к состоянию болезни Шарля. Это было противоречие, безропотное как скорбь, спокойно относившееся к мнениям Шарля, как смерть равнодушная к пытке; ангельское противоречие, так сказать, по поводу всего, по поводу вкуса вод в Сен-Совёре, по поводу оттенка цветка, качества говядины, высоты дерева, по поводу всего, что они видели, ели, пили, делали, думали. Наконец, Марта, истощив предлоги, дошла до противоречия в грамматике, до споров об орфографии и она мучила Шарля, предлагая биться об заклад по поводу трудностей причастий!.. Для человека больного болезнью Шарля трудно было найти более успешную пытку.

– Марта, я взял для тебя на прокат пианино из Труа… Завтра утром его привезут, – сказал Шарль однажды вечером.

– Пьянино?.. Но, мой друг… Я отлично обходилась без него.

– Именно для того, чтобы ты не обходилась без него долее.

Разговор прекратился. Марта произнесла:

– Мы не видим более доктора… между тем… Раньше всегда он к завтраку, или обеду…

– Ты видишь, милая, что он приходил не для этого, потому теперь его нет.

– Ты можешь находить его интересным… но для женщины, согласись… он говорит только о медицине… и об ужасных вещах…

– Доктор, говорящий о медицине… ты права, моя милая, – сказал Шарль.

Марта углубилась в свое кресло, и сжала руки.

– Послушай, моя милая, – сказал Шарль, – у тебя на лице написана такая скука, что… я к твоим услугам… Когда ты захочешь, тотчас же мы уедем в Париж.

– Нет, мой друг… Мы не уедем. Я не хочу уезжать. Я останусь здесь на все время, сколько будет нужно… Твое здоровье прежде всего, мой друг… Это долг для меня… Ах, я забыла тебе сказать, я получила письмо от матери, она велит мне передать тебе тысячу поклонов… Бедная мать! Никогда мы так надолго не расставались!..

– Ты также очень хорошо знаешь, что я предоставил ей полную свободу приехать сюда… Оказалось так, что это путешествие не входило в её планы…

– Это потому что она боялась…

И Марта сделала вид, что колеблется.

– Ах, прошу тебя, я люблю, когда говорят прямо… Она боялась, чего?

– Просто-напросто стеснить тебя, мой друг… Ты сейчас принимаешь такой тон… Я теперь не смею ничего сказать… Ты перетолковываешь каждое слово… Ты верно плохо спал эту ночь… Ты не владеешь собой, дорогой мой… С тех пор как ты болен, твой характер…

– Потому что я страдаю, Марта.

И Шарль, вообразив на минуту, что он во всем виноват, поднялся, чтобы спросить прощения в поцелуе своей жены.

– Ах, я отлично знаю… Это сильнее тебя… К счастью, дорогой мой, я начинаю с этим свыкаться.

Это слово остановило Шарля, который снова взял книгу. Марта сделала тоже самое.

– Угадай… – сказал Марта, прерывая чтение внизу страницы, – угадай, в котором часу мы легли вчера спать?

– Не знаю… В девять часов?

– Нет… В половину девятого.

– О!

– Я посмотрела, – и она принялась за чтение. Через минуту она возобновила разговор:

– Тебе не надоела эта книга? – произнесла она, оборачиваясь в Шарлю.

– Она очень интересна, – сказал Шарль.

– А! – И она снова принялась за книгу; потом, оставив ее:

– Какой сегодня день?

– Сегодня?.. Суббота.

– Нет, какое число.

– Четырнадцатое сентября.

– Мы выехали из Парижа… Это составляет ровно двадцать один день… – и после некоторого молчания, Марта произнесла с видом безнадежной покорности:

– Время еще движется.

Шарль взялся за ручку двери.

– Куда ты идешь, мой друг?

– Я хочу выкурить сигару на воздухе.

LXI