Шарль Моррас и «Action francaise» против Германии: от кайзера до Гитлера

Что это значило? Двадцать лет спустя Моррас объяснил: «Представим, что еврей из Галиции, еле говорящий по-французски, приезжает в Париж, продает свои пожитки, торгует, спекулирует на бирже. Разбогатев, он натурализуется (т. е. получает гражданство. – В. М.) и отправляет сына в лицей. Окончив его, тот становится адвокатом, профессором, журналистом, сенатором, министром и президентом республики. И ничто не противостоит этому странному cursus honorum[18]

» (МЕМ, lxxxviii – lxxxix). Впрочем, такую опасность автор видел во всех «метеках».

Немецкий либерал и франкофил Эрнст-Роберт Курциус в начале 1930-х гг. с недоумением отметил, что «у французов нет ни расового инстинкта, ни расового сознания»: «Они не понимают отношения немцев и англосаксов к цветным расам» и «считают смешение кровей и скрещивание рас одним из главных достоинств Франции» (ERC, 105–106). Моррас не выступал за «метисизацию» Франции, но таковой не страшился его единомышленник генерал Шарль Манжен, призывавший после Первой мировой войны создать в Европе миллионную колониальную армию для будущей схватки с Германией. По замечанию советского аналитика М. Павловича (М. Л. Вельтмана), «осуществление мечты французских националистов довести численность цветной армии до 1 миллиона солдат в целях борьбы с немецкой опасностью повело бы к исчезновению французской нации как определенной этнической единицы». Но «боши» страшили их куда больше, чем перспектива, что «Марианна будет кофе с молоком» (ПФИ, 147, 153–154).

Что предлагал Моррас? «Евреи не будут ни преследуемы, ни изгнаны. Живущие во Франции евреи останутся ее подданными

, но перестанут быть гражданами. Как и подданным в наших колониях, государство обеспечит им безопасность, правосудие, свободное исповедание религии. Им будет запрещено участие в общественных делах и закрыт доступ на государственную службу» (VCM, 170). На нее он предлагал принимать только граждан не менее чем в третьем поколении, однако без дискриминации по религиозному признаку.

Для Морраса «Кровь олицетворяла родовое достоинство, национальное величие, стабильный уклад, цивилизацию». Его антипод «Золото – социальную дезинтеграцию, национальную индифферентность, всесилие денег, индивидуалистический разброд. Царство Крови – это монархия. Царство Золота – демократия. Торжество Крови – это старая добрая Франция. Торжество Золота – это постреволюционное настоящее и неотвратимо наступающее будущее»[19]

. «Нет чистой французской крови, нет французского этнического типа, – писал в 1941 г. Тьерри Монье, считавшийся идейным преемником Морраса. – Французский народ есть продукт не крови, но истории»[20]. Никакой биологии, только «выбор между Ростовщиком и Государем, Финансами и Шпагой».

Пьер Бутан, еще один ученик и последователь, напомнил, что Моррас «всегда отвергал биологический миф крови» (РВМ, 285), шла ли речь о евреях или других народах. Юдофоб Люсьен Ребате саркастически писал о его «ужасе перед расизмом» (RMF, 133). «Нелепо говорить, что германцы – цвет европейской расы, – повторял Моррас. – Нелепо считать их чем-то большим, чем спутниками цивилизации, исторические центры которой назывались Афины, Рим, Париж» (DAЕ, 1–2). Поэтому предостерег юного Жака Бенвиля от «бредней о чистой расе», когда тот ненадолго увлекся идеями антрополога Жоржа Ваше де Лапужа, попавшего на страницы «Revue de l'Action francaise», об «арийстве» – задолго до того, как нацисты подняли их на щит (DDB, 80–81). Особую опасность Моррас видел в национальном происхождении расистских идей: «Учения о чистой расе, избранном народе и особенной крови неотделимы от теорий, которые фабрикует Германия, включая наиболее революционные» (DAЕ, 289).

Чистоте крови Моррас не придавал значения даже как идеолог наследственной монархии. Возражая расистам, он напомнил, что «всегда строго отделял рассуждения о политическом и экономическом наследовании от туманных, опасных и произвольных обобщений относительно физиологической наследственности» (DAE, 5). «Мы говорим, – подчеркнул он в предисловии к итоговому изданию программного «Исследования о монархии», – что наследственный суверен находится в лучшем положении (чем выборный. – В. М.), чтобы хорошо управлять. Мы никогда не говорили, что хорошее управление – достоинство его крови» (МЕМ, lxxxvi).

«Моррас привлек внимание к преобладающему положению евреев, в сравнении с их численностью, в эпоху Третьей республики, как и других меньшинств: протестантов и масонов, – суммировал его биограф Широн. – Исторически несомненно, что эти три группы породили лаицистскую и прогрессистскую идеологию Третьей республики» (VMB, 168).

V