– Да, они хороши! Как бывают хороши сны. Но я не променяю ни одной ночи с Карлом на такой сон. Ни одной бредовой беседы с Барбарой на высокоинтеллектуальное общение с моей новой матерью. Я предпочитаю земной сумбур в ее голове небесному бесчувственному совершенству в этой. – Лора кивнула в сторону Агаты. – Даже если у нее там три эйнштейна сидят. Я тутошняя, земная. Со всеми свойственными нам дефектами, глупостями, прозрениями и болью. Я не хочу космической анестезии и наркотических грез вечности. И чувство боли для меня настолько же важно, как и чувство радости.
– А Карл? Ведь это я помогла ему увидеть тебя.
– О! Ты хочешь сказать, что без твоей помощи он бы в меня не влюбился? Я не верю. Просто ему, возможно, понадобилось бы для этого чуть больше времени. Ты же сама мне рассказывала о невидимой красной нити, связывающей щиколотки двоих, которым суждено встретиться. И нить эта может растягиваться и сжиматься, но никогда не рвется. То есть, если нам суждено быть вместе, мы бы и без тебя узнали друг друга в один прекрасный момент. У нас тут говорят, что «браки свершаются на небесах». Но именно «на небесах», а не в Других Реальностях. Большая разница, которую ты вряд ли сумеешь почувствовать.
– Допустим. А все остальное? Тебе не жалко будет расстаться с даренным тебе Опытом?
– Почему расстаться? То, что прожил, обязательно где-то остается. Пусть в смутных образах, в снах, в паутине каждодневности. В звездном небе, наконец. И я тебе за этот опыт очень благодарна. Никакой опыт не бывает напрасным. Это как в стихах. Ты знаешь, что такое стихи? «Не бывает напрасным прекрасное…» – процитировала Лора. – Не помню, как дальше…
– Но ты избранная. – Беа в волнении металась в пространстве между сестрой и матерью. – Я рассказала тебе о бессмертии. О других мирах. Я дала тебе шанс обрести новую метафизическую родину. Космическую. Перестать быть бесцельным скитальцем, лишенным смысла. И ты хочешь этот шанс упустить?
– Ну и какой в этом смысл, если я абсолютно одинока в этом знании? Если я не могу никому облегчить этим душу, залечить раны, избавить от страдания? Даже надежды дать не могу! Зачем-то этого не дано знать человеку. И уверена ли ты, Беа, что имеешь право вмешиваться в мою жизнь? И если да, объясни мне смысл такого вмешательства.
– Я спасла тебя. По крайней мере, дважды.
– Наверно, это было зачем-то нужно. Но, похоже, ты сама не знаешь зачем. Ну не затем же, чтобы познакомить меня с мамочкой! Мы друг другу не нужны, это очевидно. И никаким «биологическим инстинктом» это не оправдано. По поводу спасенных жизней… Здесь и без тебя имеется масса случаев – опоздал на работу и не взорвался со всеми; заболел и сдал билет на самолет, который разбился; зазевался на зеленый свет светофора и не попал под колеса пьяного водителя, ну и так далее… Неужто за всем этим стоят «пришельцы» вроде тебя?
– Не знаю. Я здесь ради тебя.
– Или ради себя. Ведь, погибни я под сорвавшимся карнизом, наверно, и с тобой, там, что-нибудь изменилось бы?
– Там таких, как я, связанных пуповиной с кем-то здесь, не так уж много. И мне дана была возможность вернуться.
– И ты точно знаешь зачем?
– Нет.
– Вот именно. А я тем более не знаю. И я остаюсь здесь. В отличие от тебя. Так дай же мне возможность прожить то, что мне суждено. Без вмешательства сверхъестественного. Без знания, которое никому другому из моих земляков неведомо. Я сама – земляк! Понимаешь? От слова «Земля». И мать мне нужна земная. А эту, вновь обретенную, можешь забирать себе. У тебя ведь другой нет.
– Другой нет, – согласилась Беа.
– Ну вот и не нарушай порядок. Оставь несовершенным – несовершенное. И объединись с совершенством.
– Ты хотела бы забыть о моем пребывании здесь?
– Вот именно.
– Насовсем?!
– А что, можно только чуть-чуть помнить о бессмертии?
– О бессмертии можно только знать. Или не знать. А вот о наличии сестры…
– Ты сама себе противоречишь. Если я буду помнить о наличии такой сестры, неизбежна память и о том, что с ней связано. В том числе и о бессмертии. Боюсь, что у меня нет выбора.
– Есть. И ты его сделала. Мне он непонятен, но этот факт его не отменяет.
– Он тебе непонятен, потому что ты не человек. И никогда им не была.
– Возможно.
В воздухе вокруг них, который, казалось, был наполнен электричеством, повисла звенящая от напряжения тишина.
– Она права, – вмешалась вдруг Агата, хранившая до этого молчание. – Я ей совершенно чужой человек. Упущенное нельзя нагнать в принципе. Законы физики действуют и в человеческих отношениях. Ты, похоже, за мной прислана. И без всякого выбора.
– Ну что ж, – согласилась Беа, – это ваше решение. Обоюдоострое, как у вас говорят. Но прежде чем попрощаться, я все-таки прикоснусь к сестре «нетленной дланью» и дам ей возможность прожить счастливую земную жизнь, раз уж она так за нее держится. И ее возлюбленному тоже. И вспомнишь ты обо мне, Лора, только перед самой смертью. Это облегчит тебе переход туда – ведь все религии существуют только для этого.
Глава 21
Всевсевсе. Приговоренные