Шатун

Усыга прежде служил в дружине Великого князя, но Всеволод его прогнал за буйный нрав. Рогволд Усыгу приветил, и не в пику даже Великому князю, а просто чтобы не пропал зазря хороший мечник. Надо сказать, Усыга пока оправдывал доверие князя Берестеня. А что до буйного нрава, так и сам Рогволд не медом вымазанный.

— А на Даджбоговы дни Всеволод смотрелся соколом, — покачал головой Рогволд.

— Простудился, наверное. Ветерком прохватило.

От дурных вестей Рогволд посмурнел ликом. Смерть Великого князя многое может изменить в радимичской земле. Не зря, выходит, объявились близ Берестеня Горазд с Жучином. И не зря они мостят дорогу к Рогволду, который может оказаться первым у Великого стола.

— А кого на торгу в Великие князья прочат?

— Всяко говорят, — понизил голос Сорока. — Многие кивают на боготура Вузлева. Я было заикнулся, что князь Берестеня Великому князю Всеволоду по крови много ближе, а мне в ответ говорят — молод-де Рогволд.

— А боготур Вузлев, выходит, мудр и зрел?!

— Все же понимают, что за Вузлевом стоит кудесник Сновид, а за твоей спиной, князь Рогволд, никого нет. Слышал я на торгу и вовсе непотребное: рвутся-де к великому столу печальники богини Кибелы, а что это за люди и откуда взялись — никто не знает.

— Выдумки, — равнодушно махнул рукой Рогволд.

— Может, и выдумки, — охотно согласился Сорока, — но Рада тоже называет себя ведуньей богини Кибелы. И всю дорогу до Берестеня стращала нас с Усыгой ее карами. Колдун Хабал, которому она служит, человек и вовсе непонятный. А за тем Хабалом совсем уже темные люди стоят.

— Что еще за люди? — нахмурился Рогволд.

— Так я ведь человек маленький, — пожал плечами Сорока. — Ты лучше о них Раду расспроси.

Совет Сороки Рогволду показался дельным. Женщиной Рада была подозрительной, и все говорило за то, что действует она не по своему почину.

В потайной клети княжьего терема Зоря с Корягой вершили расправу над вилявой женкой. Обнаженное ее тело уже изрядно было помечено витенями, а Коряга продолжал отсчитывать удары:

— Шестнадцать… Семнадцать…

— Я же сказал — пятнадцать, — удивился усердию Коряги Рогволд.

— Пять от себя добавили, — пыхнул злобой Зоря. — Кусаться вздумала, стерва.

— Ладно, — согласился Рогволд, — пусть будет двадцать.

Вообще-то князь ожидал, что женка окажется покрепче духом, но Рада вопила так, словно с нее заживо сдирали кожу. Рогволд от женского визга поморщился и присел на соседнюю лавку. Разговор предстоял долгий и серьезный, и от того, удастся ли развязать язык женщине, зависело многое и в судьбе радимичской земли, и в судьбе самого Рогволда.

— Железом тебя придется жечь, женка, — сказал со вздохом Рогволд, — а то и кости ломать. Жалко, конечно, такое тело портить, но тут уж ничего не поделаешь — сама виновата.

— Да в чем я виновата? — всхлипнула Рада, пытаясь приподняться с лавки.

Коряга, не обращая на нее внимания, уже разжигал огонь в очаге, готовя пыточный инструмент. Рада смотрела на его приготовления с нескрываемым ужасом.

— Скажи добром, женка, кому служишь, — вмешался Сорока. — Не серди князя. Вина за тобой большая, но ведь и князь Рогволд сердцем милостив.

— Я служу Хабалу, — сказала Рада, — и ты это знаешь, Рогволд.

— Хабал мелкая сошка, а ты у нас птица высокого полета.

— Не будет тебе прощения, — выкрикнула Рада, — если начнешь пытать меня железом. Я ведунья богини Кибелы и служу только ей.

— Жаль, что упрямишься, женка, — вздохнул Рогволд. — Давай, Коряга.

Закричала Рада дико и звонко, но всего неприятнее был запах паленого мяса, который Рогволд терпеть не мог.

— Говори, дура, — зашипел на женщину Сорока, — а то изломают тебя так, что выйдешь отсюда калекой.

— К Богдану я шла, брату Великого князя, — выкрикнула сквозь слезы Рада.

— А зачем тебе понадобился Богдан, он ведь глуп как гусак?

— Ган Митус со своими сторонниками обещают Богдану поддержку, если он вздумает спорить за великий стол.

— А почему Бориславу Сухорукому не предложили власть?

— Борислав отказался. Книгочей он-де и более в усобицах участвовать не желает.

— А чем твой Хабал может помочь князю?

— Хабал поднимет шалопуг и урсов против Велесовых волхвов и боготуров, а к заваренной им каше подоспеют со своими дружинами хазарские ганы.

— Плохой выбор сделала твоя богиня, — сказал Рогволд, склоняясь к самому лицу женщины. — Богдан слишком слаб и глуп, чтобы удержать власть. И Хабал твой слишком слабая для него подпорка. Кто стоит за спиной Хабала?

— Не знаю, — затрясла головой Рада.

— Освежи ей память, — обернулся Рогволд к Коряге. Рогволд не испытывал удовольствия от чужих страданий, а тела Рады ему и вовсе было жаль. Если это тело испятнать каленым железом, то оно потеряет привлекательность для мужского глаза. В этот раз Коряга перестарался, женщину пришлось отливать холодной водой.

— Ган Митус метит в каганы, — сказала она, опамятовав, — а Богдан будет его ставленником в радимичской земле.

— Левую руку прежде ломать или правую? — деловито спросил Коряга.

— Начни с левой, — осуждающе покачал головой Рогволд.

— Я все сказала! — в ужасе закричала Рада.