Вообще год начался не очень хорошо, всё, что касалось рабочих моментов. У Василия Игнатовича всё больше и больше закрадывалась мысль о том, что он устал, и не пора бы ему всё-таки выйти на пенсию и подыскать какую-нибудь работу по спокойнее. У него изо дня в день, начиная с январских праздников, было дело за делом. То убийство, то кражи, то драки с нанесением тяжких увечий, правда, когда выдались выходные, его обрадовала возможность съездить и навестить девушку по имени Люба, к которой он почему-то проникся особой теплотой, и у него к ней проснулась какая-то отцовская забота. Василий Игнатович очень сожалел о том, что её дело было приостановлено из-за отсутствия состава преступления. Пообщавшись с ней, он чувствовал, что что-то всё же не так, но он не мог найти ни времени, ни средств на то, чтобы полноценно заняться дальнейшим, но только на этот раз собственным расследованием. В данный момент его успокаивало лишь то, что она находилась в больнице, а там, как ни крути, она была хоть в какой-то безопасности. Периодически он узнавал о её состоянии, но позвонить Светлане Сергеевне он смог лишь один раз, боясь отвлекать её от забот о своих близких, а вот с Володей был на связи чаще, так как последнее время они смогли найти общий язык, правда, всё их общение было сугубо связано лишь с Любой.
Закончив примерно через полчаса допрос, паренька направили в камеру, а Василий Игнатович, достав телефон, набрал нужный номер.
Ей было тяжело открыть глаза, сквозь сон она чувствовала, как замёрзла, мурашки бежали по коже, и периодически её тело знобило. Веки будто налились свинцом, а голова раскалывалась, глаза было всё ещё не открыть, но она слышала, как завывает ветер, и что-то где-то капает с потолка. Она напрягла немного свою память, да, да, ведь она была в автомобиле вместе с братом, а сейчас она сидела на холодном твёрдом полу, а её руки… а её руки были связаны между собой чем-то тонким и острым. Она вновь попыталась открыть глаза, немного ей это удалось, всё вокруг было мутным, но она разглядела силуэт больших окон без рам, из которых доносился свет, но он был не ярким, а скорее говорил о том, что на улице смеркалось. Люба, окончательно открыв глаза, очень испугалась. Что за ерунда? Где я? Она начала пытаться дёргать руками, но они были прикованы к старой чугунной батарее пластиковыми хомутами, которые впивались в её кожу.
«Мамочка!» — отчаянно произнесла она и зарыдала.
В открытые окна задувал холодный ветер, она продрогла до костей, не понимая, что такое происходит, и как она оказалась здесь. Немного успокоившись, Люба огляделась, помещение было огромным и длинным, как ей показалось, она находилась не на первом этаже, а внутри было темно, но в остаточном свете с улицы можно было разглядеть, что помещение очень старое, стены и потолки обшарпанные, и с них свисала облупившаяся штукатурка, по всей видимости, это было заброшенное здание. Любу охватил страх и отчаяние, слёзы катились с её глаз, она вновь пыталась сделать попытки вырваться с оков, но ей это никак не удавалось, приходилось только испытывать боль. Спустя примерно полчаса улицу и помещение накрыла полнейшая темнота, внезапно, сквозь ветер, ей послышались чьи-то тяжёлые шаги, медленные, будто бы поднимающиеся по лестнице. Она затаила дыхание, страх усилился, Люба пыталась сдерживать себя изо всех сил, чтобы не издать ни звука, сдерживала озноб, который заставлял её зубы отплясывать чечётку. Шаги всё приближались, медленные, но двигающиеся по направлению к ней. В какой-то момент она даже начала слышать дыхание этого человека, почему-то оно было тяжёлым. Люба зажмурилась, она не хотела открывать глаза, несмотря ни на что, зубы она уже не могла сдерживать, её губы, да и всё тело тряслось, вдруг неожиданно её дыхание вырвалось небольшим стоном, снова потекли слёзы. «Алёша, Алёша! — проносились у неё мысли о сыне. — Прошу тебя, боже, хоть ещё разок, всего один разок, я хочу увидеть его, мне больше ничего не нужно! Прошу тебя хоть раз увидеть своего сына!» Только об этом были все её мысли в этот момент.
Приблизившись, шаги остановились, внезапно раздался грохот, будто что-то упало о бетонный пол. Её осветило что-то яркое, свет пробился сквозь веки, но она так и не осмелилась открыть глаза, от страха её переполненный мочевой пузырь не смог сдержаться, и она немного намочила свои трусики и джинсы. Свет погас.
Шаги немного сместились в сторону, и человек или кто там был принялся проделывать какие-то манипуляции, а Люба лишь слышала его дыхание и злостное посвистывание ветра сквозь окно.