Щелчок

– Ну да, – задумчиво согласился Митя. – Я работал Шлиманом.

Я не стала спрашивать, что дальше. Я знала, что Люда умерла. Все это знали. От сердца умирают в одночасье.

– Мы пили чай, я пошел за почтой, – негромко рассказывал Митя. Его голос был слегка механическим. Он просто шел за своими воспоминаниями. Настоящее горе всегда выражается просто, без оперной преувеличенности.

– Я взял газеты, вернулся, а ее нет. То есть она сидит за столом, но ее нет. Я сразу это понял. Мертвый человек – как брошенный дом с заколоченными ставнями. Жизнь ушла, и это ни с чем не перепутать. Только что – одно, и вдруг – другое…

Только что ребенок – щелчок – и женщина. Только что живая – щелчок – и мертвая. И этому невозможно противостоять. Время идет только в одну сторону.

– В этот год мне присвоили звание ОВУРа, – сказал Митя и расшифровал: – Особо Выдающийся Ученый России. Людка была счастлива.

– Она же умерла… – не поняла я.

– Ну и что? Мы все равно не расстаемся…

Я задумалась: Митя и Люда – по разные стороны времени, а все равно вместе. Половина населения страны, если не три четверти, живут в одно время и даже на одной жилплощади – и все равно врозь. Как я, например.

– ОВУР похоже на ОВИР, – сказала я, чтобы что-нибудь сказать.

– А это что?

– Отдел виз и регистраций.

– Когда-нибудь и я получу свою основную визу и отправлюсь к Людке. И мы снова с ней пойдем купаться. Там ведь есть река.

– Лета, – подтвердила я. – В ней вода теплая, как на Кубе.

– Откуда ты знаешь?

– Я так думаю. И песок белый, как мука.

– А крокодилы там есть? – спросил Митя.

– Есть. Но они никого не жрут. Просто плавают, и все. Люди, львы, крокодилы.

– Хорошо… – отозвался Митя. – И купальников не нужно.